– А твои родители, они как к этому отнеслись?
– Мать, конечно, не очень обрадовалась, что я вот так просто сошлась с парнем. Что, дескать, люди скажут? Дочка у меня в любовницы пошла, заявила она мне. Как будто мы все еще при Франко живем. А ведь заметь, и она, и многие другие считают себя прямо революционерами, ходят на митинги, скандируют лозунги, а на самом деле накрепко привязаны к старым традициям, мало того – как были, так и остаются людьми совершенно необразованными. Послушай, ama, говорю я ей, это можно в один миг исправить. Поэтому мы с Гильермо пошли и расписались. В январе, в самый обычный вторник, без белого платья, без гостей, без всяких этих глупостей. Смертный грех? Нет больше никакого смертного греха – и не о чем тут больше говорить. Для моей матери это было настоящей трагедией, ведь она-то мечтала, чтобы ее дочь обвенчал дон Серапио, чтобы на лестнице перед церковью стояли дети, чтобы им кидали засахаренный миндаль и чтобы на мне было платье красоты неописуемой. Сказала, что никогда мне этого не простит, что так с родной матерью не поступают. Через месяц мы отпраздновали свадьбу в ресторане. Там были Горка, который наотрез отказался повязать галстук, мои родители и родители Гильермо. Наш отец вдруг ни с того ни с сего расчувствовался. Не знаю, может, кава
[72] на него так подействовала. Начал вспоминать Хосе Мари. Что-то вроде того, что не вся наша семья смогла здесь сегодня собраться, – и заплакал как малый ребенок. Правда, должна сказать в его защиту, что с Гилье они прекрасно ладят. Еще до свадьбы подружились. Думаю, с того раза, когда Гилье помог ему на огороде. Однажды я сказала: aita, как я рада, что тебе понравился мой жених, ну, во всяком случае, больше, чем маме. А он мне отвечает: это потому, что мать у тебя с характером!
Вернулся официант, принес заказ и поставил тарелочку со счетом рядом с Нереей. В отместку за то, что попросила сделать музыку потише? Она повторила свою просьбу. Но он только буркнул: да убавили уже, тише не получается. Вот и весь сказ. Кинулся к другому столику, а музыка гремела так же, как и раньше.
– Вот черт, отвар – обжечься можно.
– А дети у тебя есть?
Занимаясь своим пакетиком с травой для заварки, Аранча помотала головой. Нерею удивило, что подруга при этом старается не смотреть ей в глаза. И решила уточнить:
– Что, не входит в ваши семейные планы?
Тут Аранча подняла лицо:
– Есть одна проблема, которую я не обсуждала ни с Гилье, ни с кем другим. Тебе-то я могу об этом рассказать, ведь ты ездила со мной в Лондон. Мне все больше и больше кажется, что они там, в той клинике, не все сделали как надо. Моя врачиха меня всячески разубеждает, но что-то не срабатывает, и это, признаюсь, мешает мне быть по-настоящему счастливой.
– Другими словами, детей вы иметь собираетесь.
– И давно уже стараемся. Мне, если честно, страшно даже подумать, что они оставили меня бесплодной. А теперь расскажи все-таки про себя. Как живешь? Какие планы? Обо мне ты теперь все знаешь – ничего особенного, насколько сама можешь судить. Ты все еще учишься?
Нерея ответила не сразу, сначала провела языком по ложечке. Чего она тянет? На мгновение Аранче почудилось, что та старается разглядеть себя в карих глазах подруги. Но откровенность за откровенность, и Нерея сказала:
– Я чуть не бросила университет. И в конце концов решила послушаться отца и с осени буду продолжать учебу в Сарагосе.
– И тебя это вроде бы не очень радует.
– Я поссорилась со своими. Сгоряча брякнула, чего не должна была говорить. Просто с языка сорвалось. И теперь каюсь. Ну, отец-то мне все прощает. Проблема не в нем. С другой стороны – и это меня в некоторой степени оправдывает, – родители не хотели ставить меня в известность о том, что на самом деле происходит. Ради моего же блага. Я обо всем узнала с опозданием. А поначалу никак не могла взять в толк, чего они от меня хотят. Ну скажи, aita, зачем я должна ехать учиться черт знает куда? Мне и здесь хорошо, у меня здесь своя компания, все привычно. Он же твердил свое: я, мол, должна подыскать себе другой университет, это вопрос решенный – мне надо уехать из Эускади. И мать ему подпевала. И Шавьер тоже, которому они обо всем рассказали раньше, чем мне, тоже их поддерживал. Я не соглашалась, мне казалось, они так сплотились, потому что относятся ко мне как к маленькой девочке. И не просто отказывалась куда-то уезжать. Мне шлея попала под хвост. Тогда-то я и сказала то, что до сих пор вспоминаю со стыдом.
– Насколько я знаю, твоему отцу угрожают. В этом все дело?
Нерея кивнула.
– Никаких подробностей я не знаю. В нашем доме о вашей семье отзываются плохо. Вся беда в том, что матушка словно свихнулась, с тех пор как Хосе Мари убежал во Францию. Я слышала, какие ужасные вещи она говорила про Чато. И спорить с ней бесполезно, можешь мне поверить. А ведь как раньше дружили две наши семьи! Лично я отношусь к вам ко всем по-прежнему. Сама видишь: сижу вот болтаю с тобой – и с пребольшим удовольствием, между прочим. А если выйду сейчас на улицу и увижу Биттори на противоположной стороне – кинусь к ней и расцелую. Хочешь знать мое мнение? Я прекрасно понимаю твоего отца – тебе и вправду лучше уехать из поселка, и уехать как можно дальше.
– Чего мой отец не знает – да и незачем ему об этом знать, – так это что не он в конце концов убедил меня.
– Не он?
– Случилась неприятная история в “Аррано”. Тебе про это никто не рассказывал?
– Нет, я ничего не слышала. Я к ним уже давно почти не заглядываю.
– Так вот, туда наверняка докатились слухи про моего отца. А я ни о чем и не подозревала. Как-то захожу и прошу у Пачи воды или еще чего-то. Сперва я решила, что он меня не услышал, так как вытирал стаканы. Ну, я и повторила свою просьбу. А он по-прежнему даже не смотрит в мою сторону. Удивительное дело. После третьей попытки он со злым лицом подходит ко мне и цедит сквозь зубы – я в точности передаю его слова, – что нечего мне тут делать и чтобы больше я в их заведении появляться не смела. Знаешь, я буквально остолбенела. И у меня не хватило духу спросить, что, собственно, произошло.
– Такие вещи без слов надо понимать.
– Я кинулась домой. Вернулся с работы отец. Я обняла его, залила ему всю рубашку слезами и сказала, что да, я поеду учиться в другой город. И вот скоро отправлюсь в Сарагосу искать квартиру, хотя про нее, про эту Сарагосу, знать ничего не знаю. Зато твердо усвоила одну вещь: мы изо всех сил стараемся придать жизни смысл и определенный порядок, как-то ее наладить, а в результате эта самая жизнь делает с нами, что ей заблагорассудится.
– Кто бы спорил.
56. Сливы
Ты задаешь самому себе вопрос: а оно того стоило? И вместо ответа получаешь молчание этих вот стен, в зеркале – свое стареющее день ото дня лицо, а еще окошко с клочком неба, которое напоминает, что там, снаружи, есть жизнь, есть птицы и яркие цвета – но все это для других. И если тебя спросят, что плохого ты сделал, отвечай: ничего. Пожертвовал собой ради свободы Страны басков. Отлично, парень. А если тебя еще раз спросят о том же, отвечай: глупым был, вот меня и использовали. Ты раскаиваешься? Случаются дни, когда он совсем падает духом. И тогда горько жалеет кое о чем из сделанного.
