В 8.43 утра по местному времени в аэропорту произвел экстренную посадку проводивший патрулирование лесных массивов в приграничном районе самолет российского МЧС. Причиной этому стал выход из строя одного из двух двигателей.
В 9.27 самолет отбуксировали в ангар, и его тут же посетила группа полицейских аэропорта и местных же механиков в количестве аж шести человек. Четверо из них действительно трудились по этой специальности, а двое — явно нет, несмотря на то, что эти конспираторы вырядились в самые замасленные комбинезоны и старательно перепачкали руки. От настоящих тружеников их отличали нежные, необветренные лица и слишком свежее дыхание. Без малейшего намека на ядреный перегар «после вчерашнего».
Полицейские бдительно проверили документы у экипажа и находившихся на борту пожарных и… И уходить не стали.
Механики, настоящие и ряженые, с сочувствием выслушали историю российского экипажа о вдруг засбоившем движке, покачали многомудрыми головами и тоже не заспешили на выход. У коллег приключился самый настоящий стресс, и надо было быть последними бездушными сволочами, чтобы не оказать всемерную поддержку в его снятии. Поэтому возле самолета тут же разложили складной столик и застелили скатеркой, «Литературной газетой» за прошлый год. А из объемистых карманов комбинезонов на божий свет появились огурчики-помидорчики, сладкий красный лук, зелень, колбаска и сомнительной чистоты стаканы.
Полицейские, сами понимаете, ничего с собой не принесли. Привыкли выпивать на халяву.
Разлили по первой. Ряженые, ясное дело, отказываться не стали. Из соображений конспирации исключительно.
Где-то через час пилоты и шесть человек из числа пожарных убыли на аэропортовском автобусе на рынок. Прикупить домой овощей и фруктов с давно забытым в Москве вкусом и запахом этих самых фруктов и овощей. Остальные продолжили банкет.
В 11.58 приземлился второй борт МЧС. Прибывшая на нем ремонтная бригада тут же, прямо с колес, в смысле, с крыла, присоединилась к выпивающим. Стало по-настоящему весело, ощутимо повеяло давно забытой дружбой народов.
В 14.07 возвратился автобус с восемью пассажирами. За это время ряды храбрецов заметно поредели. Потухли трое из пяти полицейских и оба ряженых механика, к таким перегрузкам не привыкших. Для оставшихся банкет не прекратился, напротив, только начал набирать обороты. На заменявшей скатерть газетке по соседству с русской водкой появилось спиртное местного производства и несколько летных пайков. На закуску.
Старший наряда бдительно-мутным взглядом осмотрел прибывших и быстренько подставил стакан разливающему. Может, именно поэтому и не заметил, что кое-кто из вернувшихся из города слегка изменился внешне.
Вскоре пожарная команда из вышедшего из строя самолета перегрузилась в исправный. Никто их ухода не заметил. А механики из ремонтной бригады, нагоняя начавших раньше, продолжили веселье. Им всем еще предстояло в процессе перехода банкета в пьянку, бессмысленную и беспощадную, дотемна брататься с местными, разговаривать разговоры, петь песни. Возможно, слегка подраться. А на следующий день, с самого раннего утра, преодолевая головную боль и общую гнусную слабость в организме, старательно ремонтировать то, что не было сломано. Потому что есть, черт подери, такая профессия.
В 15.36 борт запросил «добро» на взлет и минут через пятнадцать его получил.
Самолет набрал высоту и лег на курс. Пухлощекий румяный человек по имени Геннадий поднялся с приставного сиденья и удалился в сторону носа самолета. Вскоре вернулся, катя перед собой столик на колесах.
Он забросил в пластиковый стаканчик пакетик с чаем, долил немного кипятка, от всей широты души добавил коньяка из плоской фляжки. Не забыл о дольке лимона и сахаре из крошечного пакетика. Повернулся к внимательно наблюдавшему за этими манипуляциями Котову.
— Чайку-с?
— Как себе, — последовал ответ. — И не забудь вон их угостить, — кивнул в сторону сидений в хвосте, где устроились двое в потертой до блеска форме МЧС с погонами аж прапорщиков.
Самый опасный человек в Азии и не только в ней и ТОТ САМЫЙ Большаков, о котором сложено столько легенд, что многие на полном серьезе считают: не было никогда никакого такого.
— С каждым разом наши встречи становятся все более и более интересными. Не находите? — негромко проговорил Гуйлинь.
Он успел частично смыть грим и теперь уже больше походил на себя самого, нежели на того, кого приходилось изображать. Прототипа, покинувшего автобус на рынке и не вернувшегося назад.
— Не спорю, — кивнул Большаков. Отхлебнул обогащенного Геннадием чая и одобрительно крякнул.
Он тоже несколько преобразился: снял цвета соли с перцем парик и отклеил пышные «буденновские» усы на пол-лица.
— Хотелось бы. — Гуйлинь тоже отведал чайку. Без малейшего отвращения. — Чтобы приключения наконец закончились. Не юноши уже все-таки.
— А если и продолжились, — Большаков с силой потер ладонями лицо, — чтобы сражаться вместе, а не друг против друга, как раньше.
— Присоединяюсь. — И два пластиковых стакана без шума сошлись.
Бывшим старым противникам, а ныне союзникам очень хотелось в это верить. Хотя… Хотя русский с китайцем уже были братьями навек. И сколько, скажите, тот век продлился? Так что варианты были и оставались. Самые что ни на есть разные.
Вскоре оба задремали. Возраст все-таки. На эту тему обязательно высказался бы Котов. Но он, чудом похорошевший, избавившийся от короткой, рыжего цвета бороды (очень напоминавшей кабанью щетину), отключился еще раньше их.
Глава шестьдесят третья. Homecoming
[30]
С двумя посадками в пути борт МЧС добрался до подмосковного военного аэродрома лишь поздним вечером.
Трое плюс Геннадий быстро и беспрепятственно, подобно иголке через марлю, миновали таможенный и прочие контроли и вышли наружу. Их встречали.
Среднего роста, вполне заурядной внешности мужчина лет пятидесяти ожидал их у выхода. Отставной вояка, бывший боец из группы Большакова, потом сам командир специального, укомплектованного выдающимися гуманистами подразделения. Их еще называли «мясниками полковника Купоносова». Сдержанно поприветствовал прибывших. Конечно же, удивился присутствию в компании Гуйлиня, но виду не подал.
Он сел за руль крупного черного внедорожника. Геннадий устроился рядом, Большаков с Гуйлинем расположились на сиденье сзади.
Котов отделился от компании и направил стопы к белой «Ауди-восьмерке». Открыл дверцу и устроился на переднем сиденье рядом с води-телем.
— Ну, здравствуй, дорогая!
Сидевшая за рулем несколько примороженного вида красавица, настоящая Снежная Королева, аккуратно загасила окурок в пепельнице (а Саня и не знал, что та балуется никотином), медленно повернулась к нему. И умело и больно настучала тому «из собственных ручек» по физиономии. А потом вдруг растаяла, потекла и превратилась в обычную русскую бабу, чей мужик черт знает где и сколько шлялся. Что-то там делал, сражался, может быть, или мир спасал и совершенно о ней позабыл. Даже весточку не прислал, хотя мог бы. А еще спал с лица и похудел (последнее — явное вряд ли).
