Каспар окинул взглядом вздымающиеся над ними склоны.
— Кто знает, сколько времени мы будем искать этих стражей? Дни, недели? И если там наверху так холодно, как мне кажется, то нам понадобится еда, чтобы сохранить силы.
Неуверенным голосом Кеннер проговорил:
— Что если… эта сила, что заставляет нас все это делать, решит, что мы с Флинном решили сбежать?
Каспар нетерпеливо отмахнулся:
— Если хочешь, ты оставайся на ночь с доспехом, а я пойду с Флинном.
— Нет, лучше я пойду, — замотал головой Кеннер.
Флинн устало вздохнул:
— Что ж, чем раньше начнем, тем раньше закончим. Пойдем.
Несколько минут Каспар шел вместе с ними, потом свернул в лес и стал собирать дрова для костра. К счастью, здесь было полно сухостоя и валежника, так что большого труда это не составило. Набрав достаточно дров на две ночи, Каспар присел передохнуть. В угасающем свете дня чуждое человеческому глазу черное создание выглядело еще более зловещим, чем обычно.
Когда отсветы огня заиграли на камнях веселыми сполохами, Каспар вынул принесенную с собой еду, перекусил, потом стал разворачивать постель. Одеяло из гусиного пуха было совсем не лишним. Ночь обещала быть холодной.
Каспар подбросил в костер несколько толстых бревен, опасаясь ночных хищников, после чего забрался под одеяло. Он уже засыпал, когда послышался волчий вой. Вскинувшись, он всмотрелся в сгустившуюся вокруг огня тьму. Волк был где-то поблизости.
Пару минут Каспар не двигался, ожидая ответного воя. Повадки волков в этой местности ему были неизвестны. В горах же Оласко существовало три породы этих хищников. Ниже остальных обитали равнинные волки размером с собаку, охотились они стаями и для фермеров были сущим наказанием, особенно зимой, когда холод прореживал стада оленей, антилоп и лосей. Тогда волкам приходилось охотиться на все подряд, даже на мышей, а в особо голодные месяцы они наведывались на фермы в поисках кур, уток, гусей, собак, котов и остальной живности, которую способны были одолеть. Поговаривали о нападении на людей, хотя в бытность свою герцогом Каспар не получал достоверных донесений о подобных происшествиях.
Волки, обитающие в высокогорных районах, носили прозвище «злобные». Они обладали гораздо более крупными головами, чем их равнинные собратья, а вот лапы у них были короче. В целом по размеру они превосходили все другие породы своих собратьев.
Болотные волки, встречавшиеся в топях на юго-западе Оласко, в принципе были теми же равнинными волками, которые почему-то решили перебраться на болота. Единственное их отличие, насколько мог видеть Каспар, заключалось в более темном окрасе шкур.
Больше волчий вой не повторился, и Каспар опять погрузился в сон.
Где-то в середине ночи его еще раз разбудил вой, похожий на волчий. Каспар положил ладонь на рукоять меча и прислушался, но ничего не услышал, только ветер шелестел листвой в вершинах деревьев. Потом он взглянул на доспех — немую фигуру, лежавшую по другую сторону гаснущего костра. На гладкой поверхности играли блики огня. Через некоторое время Каспар снова завернулся в одеяло.
* * *
Кеннер и Флинн показались на тропе только к полудню, нагруженные мешками с провизией. Они тяжело опустились на камни, отдуваясь и утирая пот. Флинн поинтересовался:
— Никаких происшествий?
— Где-то неподалеку бродит волк, а так ничего.
— Волк? — переспросил Кеннер. — Один?
— Кажется, да, — ответил Каспар, подбрасывая дрова в весело затрещавший огонь. — Посмотрим-ка, что вы принесли. — Он оценил имеющиеся у них запасы. — Надеюсь, мои расчеты верны и мы обойдемся этим, исходя из следующего плана действий. Завтра утром вы двое выходите вперед с припасами…
Каспар предложил еще несколько дней двигаться группами, возвращаясь за тем, что невозможно унести за один раз. Когда запасов станет меньше, можно будет объединиться и дальше идти вместе.
Остаток дня они отдыхали, предварительно обеспечив себя большим запасом дров. Волки Каспара не слишком беспокоили, но вот медведи, почуяв съестное, могли потерять осторожность и полезть прямо на людей. Тем более что сейчас, в конце лета, самцы вели себя агрессивно, а медведицы усиленно запасали жир, готовясь к зимней спячке.
С приближением ночи Каспар предложил по очереди караулить лагерь:
— Просто на случай, если кто-то захочет отведать наших припасов.
После схватки с матерым медведем, из которой он вышел живым только благодаря тому, что Ког Ястринс знал, как справиться с лесным гигантом, Каспар считал любую предосторожность нелишней, хотя и не стал делиться со спутниками деталями той встречи.
Каспар выбрал вторую вахту, позволив Кеннеру и Флинну поспать без перерыва и без того укороченную ночь: завтра именно им придется идти весь день в гору, а у него будет время отдохнуть. Свое дежурство он провел в размышлениях о собственной жизни.
Мрачные воспоминания опять нахлынули на него при мысли о первом появлении Лесо Варена. Маг пришел в цитадель с просьбой дать ему приют и при этом производил впечатление безобидного книжника. Но незаметно и очень быстро он вошел в узкий круг приближенных Каспара, и еще через некоторое время мировоззрение герцога Оласко стало меняться. Что было тому виной: амбиции герцога или сладкие речи мага? В эту ночь Каспар понял, что совершал поступки, противные его натуре, и чем дальше, тем более ужасными представлялись ему собственные деяния.
Каспар вспомнил свой последний день в цитадели в Опардуме. Он был убежден, что стоит ему попасть в плен, как его тут же казнят, поэтому решил драться до конца. Он не имел понятия, кто стоял за нападением Кеша и Ролдема, и только когда в последнюю комнату, обороняемую им и преданными ему слугами, ворвался Когвин Ястринс, все встало на свои места. В том, что Кога сопровождал Квентин Хавревулен, была особая ирония. Когда открылось, что Ястринс — последний из оросини, Каспар наконец понял его мотивы и в душе аплодировал хитрости бывшего слуги. Когвин так хорошо изображал подданного Королевства, что даже Лесо Варен не раскусил его. Поражение Опардума было полным и безоговорочным.
Но самым большим сюрпризом для Каспара оказалось то, что ему даровали жизнь, отправив в изгнание — поразмыслить над содеянным. И Каспар проклинал Ястринса за это, поскольку наказание возымело именно тот эффект, на который рассчитывали: впервые в жизни бывший герцог испытывал угрызения совести.
Каспар ужаснулся при мысли о том, сколько он погубил женщин, подобных Джойханне, и мальчишек, подобных Джоргену. Раньше, до своего изгнания, он воспринимал всех их не как живых людей, а как помехи на пути к осуществлению его планов. Его мечты о власти, о троне Ролдема — не самого могущественного государства в мире, но самого влиятельного, прогрессивного и цивилизованного, — все это тщеславие. Убийственное тщеславие, которое не принесло ему ничего. Что бы он делал дальше? Постарался бы завоевать мир? Измыслил бы, как подчинить Кеш и Королевство? Переплыл бы море, чтобы покорить и второе полушарие? А что потом? Отправился бы на легендарный континент на севере, названия которого он даже не помнит? Завоевал бы родину цурани? Когда бы он остановился?
