– Подождите… – Дайнека расстегнула перекинутую через грудь сумочку, вытащила телефон и набрала номер отца. Она держала трубку возле уха до тех пор, пока не услышала, что он недоступен. – Мне очень жаль…
– Что?
– Папа вне зоны доступа, или аппарат отключен.
– Так я и знал! – Следователь взялся за ручку. – Теперь отвечайте четко и ясно. И только на конкретно поставленные вопросы.
Последующая часть допроса была очень скучной. Ни один из вопросов не дал возможность вставить лишнее слово. Кротов спрашивал о точном времени: когда было то или это? Он также записал координаты заправки, где осталась ее машина, и пообещал внимательно просмотреть записи с камер наблюдения. В его тоне, движениях и во взгляде сквозило крайнее недоверие и подозрительность.
Дайнеке удалось задать только один вопрос:
– Кто нашел меня? Кто вызвал полицию?
– Сторож Ефимов. Он увидел, как вы забежали в дом, и решил проверить зачем.
В конце допроса Кротов сказал:
– Ну, что же… Пока у нас только одна рабочая версия.
– Которая из двух? – поинтересовалась Дайнека.
Кротов пристально посмотрел ей в глаза и тихо спросил:
– Не догадываетесь?
– Нет…
– Попрошу вас никуда не уезжать из Москвы. – Он указал пальцем на протокол: – Теперь будем подписывать.
Глава 6
Борщ с пампушками
Весь вечер Дайнека пыталась дозвониться отцу. Он по-прежнему был недоступен. В двенадцать ночи она решила поговорить с Еленой Петровной, но передумала.
И все-таки она позвонила на городской номер в надежде, что трубку снимет отец. К телефону подошла Елена Петровна, и Дайнека положила трубку.
Утром Елена Петровна приехала к ней сама:
– Людочка… Папа у тебя?
Прикидывая, что ей ответить, Дайнека сказала:
– Нет.
– Где же он?
– Папа не ночевал дома? – догадалась она.
– Не ночевал. Я всю ночь звонила ему. Телефон отключен. Когда ты с ним в последний раз говорила?
Вопрос Елены Петровны резанул по сердцу.
«В последний раз» прозвучало как траурный марш Шопена.
Всхлипнув, Дайнека прошептала:
– Вчера утром…
– Ты что-то знаешь?! – всполошилась Елена Петровна. – С папой беда? Он в больнице? Или…
– Никаких или! – вскрикнула Дайнека. – Я ничего не знаю! Сама звонила весь вечер. Может, он у друзей?
– У каких?… – безнадежно проговорила Елена Петровна.
– Например, у директора холдинга.
– Я звонила Борису Ефимовичу. Славы там нет.
– Может быть, у кого-то еще?
– Я обзвонила всех. И знаешь… Вчера ночью кто-то позвонил и молчал.
– Елена Петровна, вы только не переживайте. – Дайнека тяжело сглотнула и призналась: – Я сама переживаю.
– Может быть, он куда-то собирался? – предположила Елена Петровна.
– Собирался. – Дайнека прикусила язык и закончила не так уверенно: – Кажется…
– Людочка, – Елена Петровна взяла ее за руку, – скажи, даже если это не совсем… – Она не договорила.
Дайнеке пришлось сказать правду:
– Он собирался к Насте.
Выдержав паузу, Елена Петровна обронила:
– Он ничего об этом не говорил.
– Наверное, не хотел, чтобы вы беспокоились.
– О чем я должна беспокоиться? – Всякий раз, когда речь заходила о бывшей, пусть и гражданской, жене Вячеслава Алексеевича, Елена Петровна сдержанно поджимала губы.
– У Насти неприятности, – уточнила Дайнека.
– Это ее неприятности. С чего мне переживать?
– Согласна, – с готовностью подтвердила Дайнека. – У Насти дом отбирают. Отец сказал, что надо помочь.
– Ну, что же… Ему виднее.
– Хотите, я сейчас позвоню на дачу? – Сморозив глупость, Дайнека тут же сообразила, что ее слова можно истолковать только так: отец провел эту ночь на даче, а значит, он – с Настей.
Неловко помолчав, Елена Петровна направилась к выходу:
– Когда папа появится, позвони, пожалуйста, мне.
– Да он и сам позвонит! Я в этом уверена.
Елена Петровна ушла. У Дайнеки осталось чувство вины за допущенную бестактность, но это чувство на время приглушило ее беспокойство за отца.
В ближайшие полчаса Дайнека позавтракала, погуляла с Тишоткой, села в машину и отправилась на дачу. Конечно, она могла бы позвонить, но, зная лисьи повадки Насти и особенно ее матери Серафимы Петровны, решила застать их врасплох.
Дорога в одиночестве располагала к раздумьям. Дайнека думала о Елене Петровне Кузнецовой. Она безмерно уважала эту женщину и хотела, чтобы отец оставался с ней. Теперь этот замечательный союз был под угрозой, и Дайнека должна была его защитить.
Дорога до дачи заняла больше часа. Притормозив у ворот, Дайнека посигналила. Из калитки выглянула покрытая косынкой голова Серафимы Петровны, после чего ворота открылись.
Дождавшись, пока Дайнека вылезет из машины, Серафима Петровна принялась ее обнимать, приговаривая:
– А уж как я соскучилась, и не высказать!
Дайнеке было неловко, оттого что она не могла ответить Серафиме Петровне тем же.
– Идем, Людочка, в дом. У меня борщ на плите, пампушки с чесноком еще тепленькие. Какао с цельным молочком только сварила. Все как ты любишь.
Шагая по дорожке, обсаженной невысокими деревцами, Дайнека ощутила щемящее чувство нежности к этому месту, к теплому ветерку, колышущему листья деревьев, и даже к Серафиме Петровне.
Сентиментальный настрой улетучился, как только они вошли в дом и встретили Настю.
– Зачем явилась? – накинулась она на Дайнеку.
Между ними немедленно встала Серафима Петровна:
– Зачем же так, доченька! Людочка приехала в гости, вон столько не виделись. Сейчас накрою стол, пообедаем по-семейному.
– Да я, собственно, на минутку… – начала Дайнека, но Серафима Петровна силой усадила ее на диван:
– В кои веки приехала! Неужто не покормлю!
– Мама! – вякнула было Настя, но ее тут же остановил твердый взгляд Серафимы Петровны:
– Молчи, полоротая! Профукала наш домик – молчи!
– Поэтому я и заехала. – Дайнека влезла в их перепалку. – Хотела спросить про папу…
– Я – быстро! – Серафима Петровна метнулась к буфету, достала скатерть и одним хлопком раскинула ее на овальном столе. Потом убежала в кухню.
