— Почто так? — удивился Сергун.
— На Оке живем.
— Ладно, — отмахнулся Кобяк, — как назваться, вече решит. А вот как объединиться, не ведаю, прямо скажу.
— Надо, други, поначалу с народом поговорить. Да объяснить, что поодиночке мы никто, а вместе — сила, хошь против хазар, хошь еще от кого.
— Ну не знаю, — проговорил Кобяк.
Сергун же сказал:
— Поговорить-то, конечно, можно. Но как объединиться? У нас рода в трех селениях. В одно не сдвинешь.
— О том, Тихомир, поведем разговор, как мужики порешат, объединяться или нет.
На том и сошлись.
Глава пятая
Покуда в доме Кобяка шел разговор старейшин, местные собрали погибших хазар к западной части сгоревшей городьбы села Рубино. Туда же подогнали повозки. От запаха крови и мертвечины кони заволновались, пришлось успокаивать. С брезгливостью добровольно вызвавшиеся мужики забросали более полусотни тел на пять телег. Старшим Сергун назначил мужика из Заледово, хорошо знавшего места, куда следовало двинуться поезду.
Они прошли мимо села Заледово, через несколько верст подошли к лесу, который вплотную подходил к обрывистым берегам, дальше шла широкая тропа. За выступом леса оказалась обширная поляна, непригодная для земледелия — вся изрезана буераками. Сюда при разливе вода не заходила — шла по лесным низинам и уходила на луга ближе к Заледово.
Буераки были разные: глубокие и мелкие, длинные и короткие, с пологими склонами и обрывистыми.
Мужики выбрали короткий овраг у самого леса: не слишком глубокий с обрывистыми склонами.
Подтянули телеги. Сбросили в овраг мертвых хазар. Двое крепких селян спустились вниз, уложили покойников рядами, получилось три ряда и до вершины чуть боле сажени. Взялись за лопаты, обрушили склоны, выровняли землю — сделали могильник вровень с полем.
Сели отдохнуть.
Один проговорил:
— Ну вот и нашли смерть свою хазары в землях окских. Разоряли села, брали ясырь, везли в Хазарию свою, развлекались с наложницами. Потом меняли на товар ценный, и чего в конце?
Другой усмехнулся:
— А в конце — лежат теперь друг на друге в земле сырой. И никаких наложниц, никаких богатств им не надо.
Третий сказал:
— Слышал, как сын Дедила, Вавула, убил насмерть самого тархана и отряд его нукеров. Прибил и немощного сына хазарского.
Старшой взглянул на него:
— Я также о том слышал. Только сына тархана убил Коваль, а не Вавула.
— И чего? Тех тоже хоронить треба? На то пусть сам Вавула идет. Он порубил хазар на елани, он пущай их и хоронит.
— Да похоронили уже. Бросили в топкое место. Болото засосет быстро, следов не оставит.
— Он разумней поступил, мы тут ковырялись с буераком, а рубинские скинули степняков в болото, и все дела. Надо было и нам покидать хазар в реку на корм сомам.
— Вот еще, реку поганить, — ответил молодой мужик, — пойдешь с неводом, а в него мертвяк угодит, вот страху будет. Потом выпутывай.
— Ладно, — поднялся старший. — Дело сделано, едем на село. Завтра пятник тяжелым будет. Своих хоронить предстоит. У нас хоть и пал один, но мыслю, и Ерему вместе с остальными в одном кургане похоронят. Но поглядим, о том старейшины в Вабеже совет держали.
Погибших воинов семьи забрали к своим землянкам.
Семья Дедила поставила рядом с пожарищем большой шалаш. Копать землянку не след, все одно новый дом поднимать, и еще неизвестно где. Явился к Дедилу и старец Светозар. Говорили о погребальном ритуале. Ранее, еще в землях северных, умерших хоронили по обряду в лодке, которую выставляли на краду, деревянный короб, и поджигали. Исполняли все обряды, а на следующий день прах умершего и его кости клали в глиняный горшок, который устанавливали на столб у дороги в «избу», называемую голбец. Там и оставляли, туда приходили родственники помянуть умерших. Здесь же на окских землях еще никто не умирал, а переехавшая с юга в Заледово семья поведала о том, как хоронили у них в селении, покуда его не опустошили кочевники. Там также соблюдали ритуал сожжения, те же обычаи, только горшок с останками не на столб ставили, под крышу в домик, а закладывали в деревянный короб и засыпали землей, от чего образовывался курган.
Светозар спросил Дедила:
— Может, и нам хоронить в кургане? Как-никак десять человек. Можно, конечно, держаться и старых обрядов: поставить горшки с прахом на столбы, но вернутся вороги и осквернят — собьют столбы, разобьют горшки. А в земле-то, в коробах, оно надежней.
Дедил пожал плечами:
— Что сказать тебе, старец? Ты у нас волхв, ты должен чтить традиции, совершать обряды. Коли это не против обычаев, можно и курган поставить. Так и вправду удобнее. Ведь не только в стычках погибают люди, но и своим чередом мрут. Будет куда нести. К кургану ходить и поминать удобнее, да и легче вместе с другими-то.
— Добре. Будем хоронить в кургане.
— А где его поставим?
— Надо на высоком месте.
— Вон недалеко от села, в полуверсте от реки. Туда даже в большом разливе вода не дойдет.
— Порешили, — согласился Светозар. — Ты поговори с Кобяком да с Сергуном, видал я, вместе вы стали, и это добре, не след нам враждовать. Ворогов и без того хватает. А говорить треба о том, кто что делать станет. Да вокруг кургана надо ограду поставить, дабы не рассыпался.
— Как же тогда люди к праху подходить будут?
— А ограда не простой должна быть. Столбы, меж ними часть ограды, что по сторонам поднимается вверх. Подходи, подымай, и вот тебе прах родственника. Курган следует побольше сделать, дабы всем хватило. Пусть, конечно, живут долго, но все одно каждый из нас обречен на смерть. И только боги ведают, сколько кому отведено в мире этом, дабы после уйти в Навь — мир небесный.
— У нас ныне уже был разговор, поговорю еще завтра.
— Завтра пятник, Заруба, день погребения. Ты уж пораньше договорись со старейшинами.
— Ладно. Ты прости, угостить мне тебя нечем, жена и то ходила к соседям снеди взять, у меня все сгорело.
— Ничто, Заруба, обойдусь.
Наутро, как только солнце поднялось над вершинами деревьев, Дедил послал Вавулу за Сергуном, повелев передать просьбу явиться к Кобяку, сам же проехал в Вабежу.
Кобяк удивился его приезду:
— Почему так рано, Заруба, или случилось что?
— Разговор есть, Веденей.
— Говори.
— Подождем немного, Сергун должен подъехать.
Кобяк с подозрением посмотрел на Дедила:
— Чегой-то ты это задумал, Заруба?
— Не беспокойся, то насчет похорон.
