— Двигайся, сучья дочь!
Она не понимала, и это злило его еще больше.
Каплат ударил девушку по голове, она заплакала. Ударил еще раз, потом начал бить без остановки. Эта полянская тварь лишила его всего, на что он так рассчитывал и что так желал получить. Он бил ее, пока не устал, а когда закончил, потирая кулак, то увидел остекленевшие глаза жертвы.
— Шайтан, — проговорил он, — сдохла! Ну и ночь.
Бай начал хлестать ее по щекам, сжал горло — жила под пальцами не билась. И тело стало холодным. Лицо ее потемнело, в ногах пробежали судороги.
Бай вскочил. Он забил ее до смерти! Проклиная свой выбор, но ни на мгновение не сожалея о содеянном, степняк за ногу выволок бездыханное тело на улицу.
Там столкнулся с охранником.
— Амад, — приказал Каплат, — оттащи тело в лес, брось в овраг, но так, чтобы утром воины не увидели его.
— Слушаюсь.
Каплат вернулся в шатер. Выпил кумыса. Прилег. Но так и не смог до утра уснуть. Мешала неудовлетворенная страсть. Он желал женщину, а ее не было. Задремал немного, успокоившись только перед рассветом. А как только рассвело, снова вышел из шатра.
Охранник вскочил с кошмы:
— Слушаю, господин.
— Далеко оттащил?
— Нет, но схоронил в надежном месте. Там на поляне яма, вокруг кусты, внизу высокая трава. Туда и бросил. Сверху не видно.
— Хорошо. Где это?
— Если идти прямо, то в кустах, да вон их отсюда видно.
Охранник показал в сторону леса.
Бай присмотрелся. Вернулся в шатер, забрал чужую одежду, пошел в лес. Не глядя, бросил в яму.
Когда взошло солнце, невыспавшийся Каплат пошел к шатру бека. В лагере уже проснулись, воины разжигали костры, готовили утреннюю трапезу.
Проснулся и Шамат. Вышел на улицу, потянулся. Увидев своего заместителя и начальника первой сотни, удивился:
— Салам, Асхат, ты чего здесь?
— Салам, бек, да вот хочу узнать, когда выходим.
— На то будет знак, кто, как не ты, должен знать об этом? Что случилось, Асхат?
— Сначала, если дозволишь, я спрошу.
— Спрашивай!
— Как тебе наложницы из лесного села?
— Превосходно. Особенно та, которую зовут Доляна. Я оставлю ее у себя. Другую продам, хотя и она хороша. А почему ты спрашиваешь?
Каплат рассказал свою историю.
Шамат поцокал языком:
— Нет ничего хуже, когда острое желание не находит выхода. Если хочешь, я могу отдать тебе вторую, Лелю. Ты еще успеешь насладиться.
— Нет, благодарю. Я уже остыл.
— Да, не повезло тебе, Асхат.
— Чего уж теперь, бек. Так, значит, выход, как всегда, по знаку?
— Да.
— Пойду посмотрю своих воинов.
— Иди.
Бек с сожалением проводил взглядом своего верного нукера. Об убитой несчастной девушке он не думал. Они все для него были все равно что обычные вещи, которые после использования не жалко выбросить.
После молитвы и утренней трапезы войско бека Шамата продолжило путь. В обратную сторону под охраной десятка Хайдара двинулись колонна полонян и обоз.
А в городище Вольном в день разорения лесного поселка Чуки гуляли свадьбу. Женились Сидор Коваль и Алена. Они поставили дом рядом с землянкой. И днем, когда орда Шамата шла к землям их племени, волхв Светозар приготовился к обряду переезда молодой семьи в новое жилище, обряду новоселья.
Алена после обеденной трапезы сложила последние пожитки в узел, стала собирать специально оставленный мусор по всей землянке. Здесь были и старые, уже непригодные вещи: одежда, онучи, порванные ремни, тряпицы. Все это она уложила в корзину.
Подошло тесто. К вечеру Алена испекла каравай. В хозяйстве Сидора было два петуха, молодой и старый. Молодой был нужен топтать кур, а старый гонял его. Посему для свершения обряда был выбран старый петух. Сидор поймал его, засунул в суму, оставив на поверхности только голову, которой петух постоянно вертел и недовольно подавал голос.
Все было готово к переезду в новый дом. По берегу к Сидору и Алене пришел старец Светозар. Он соблюдал все обряды в той части селения, где поселились выходцы из Рубино.
Старец часто выходил во двор, смотрел на луну.
Подошли Вавула с Веданой.
Наконец волхв сказал кратко:
— Пора.
Забрав каравай с солью, петуха в суме и мусор, Сидор и Алена пошли к дому. Пожитки, что были нужны, нес Вавула.
Сидор, как хозяин, отворил дверь, открыл суму и пустил вперед петуха. Все присутствующие стали пристально следить за ним. Петух, оказавшись на свободе, отряхнулся, осмотрелся и пошел в светлицу. Дом «принял» петуха, значит, домовой ждет хозяев.
После этого вошли молодые с хлебом-солью и с мусором. Алена отломила кусок каравая и положила под печь как дар домовому. Сидор высыпал мусор посредине светлицы и поджег его. Волхв, находящийся рядом, прочитал молитвы. Дым от горящего мусора очищал дом от нечистой силы.
Когда прогорел костер, пепел вынесли на улицу. Петуха принесли в жертву — зарезали и закопали рядом с домом, как выкуп новому жилищу.
На этом обряд закончился, можно заносить пожитки. До утренней зари управились. Хозяева легли спать в новом жилище. Ушли отдыхать и Вавула с Веданой, и все остальные.
Подобные обряды свершались в городище нередко. Люди, начавшие новую жизнь, обзаводились новым жильем. Но большинство по-прежнему предпочитало жить в полуземлянках. Привыкли уже, а может быть, не хотели ничего менять. Строили дома в основном молодые пары, спешившие отделиться от родителей.
Но про хазар в Вольном не забывали. Знали, что придут, и уже совсем скоро. Оттого выставляли у городьбы и калиток, ведущих к реке, постоянный дозор. Днем на южный берег переправлялся плотами разъезд, который назначал старейшина.
Утром четверга 14-го дня месяца вересеня (сентября) старшим разъезда был назначен Вавула. С ним попросился Коваль. Дедил разрешил, и разъезд числом в семь человек переправился на противоположный берег.
Объехали старые села, вспомнили свою жизнь в бывших селениях, поехали к лесу. Прошли тропой, где Коваль изуродовал сына тархана Ильдуана, выехали на елань.
Повсюду кострища. К болоту, куда побросали тела погибших тут хазар, не пошли, ратники поехали далее, вышли на дорогу. Пройдя немного, вновь ушли в лес и повернули к перелазам. Посмотрели на северный берег, где были заграды, незаметные с юга. Встали на отдых на поляне, потрапезничали взятой с собой провизией. День прошел незаметно. Солнце скрылось за дальним лесом, на западе начало темнеть.
Только собрались назад к плотам, как один из мужиков, Гриня Белоус, воскликнул:
