— Э, сын, среди полян тоже есть воины.
— И все же прошу тебя, отец, давай заберем эту девицу.
— Что-то она одна-одинешенька.
— Вот видишь, значит, не нашла себе пару.
— Или уже есть жених.
— Я убью его!
— Не смей даже думать о том. Свара с полянами каганату не нужна, нам нужна дань. И так неплохо берем. Тут — меха, в других селениях, где народ покорный, — девок и женщин. Везде, что можно без сшибок.
— Что для них меха белок да лис? Пойдет охотник в лес да набьет из лука. А девиц надо и с этих сел брать, вон их сколько тока в одном.
Ильдуан осерчал:
— Это не тебе устанавливать.
И тут же смягчился, любил он сына:
— Как же твоя невеста Суват?
— Суват из знатного рода, она женой станет, а полянку я бы в наложницы взял. Ведь так можно?
— Можно. Ладно, не будем мешать полянам, пусть завершают свой праздник. Встанем лагерем за рощей. Утром как начнем объезд, поглядим, что за девица тебе приглянулась. Может, и заберем.
— Отец! — воскликнул Джабу.
Тархан прервал его:
— Не говори ничего, — он обернулся к помощнику: — Турис, отряд за овраг в рощу, там ставить шатер, шалаши, к коням отрядить охрану.
— Понял, господин.
Он отдал команду, и отряд, развернувшись, пошел к оврагу.
На берегу оживились:
— Ушли хазары. И чего приходили?
Кто-то крикнул:
— Порубать бы их!
— Я тебе порублю, — раздался голос старейшины Кобяки, — продолжайте, люди, праздник.
Парни и девушки скинули платья, ринулись кто куда.
Кобяк увидел дочь.
Подошел к ней:
— А ты чего одна, Ведана? Или захворала, не до веселья?
— Да, отец, не можется что-то. Днем набегалась да накупалась, сейчас холодом обдает.
— Ну тогда ступай домой, мать вылечит, а нет, так после я жреца нашего приведу. Он в знахарстве весьма способный.
— Да, отец, пойду.
— Я тако же скоро приду. Ночь коротка. Вскоре заря. Тогда и приду.
— Да, отец.
Ведана направилась к селу, но пройдя до ворот, встала, осмотрелась и пошла в обход гуляния.
Костры постепенно затухали. Наткнуться на влюбленных она не боялась, их выдавали всхлипы и стоны наслаждения либо ругань. Не всякий парень подходил девушке, и не всякому парню подходила выбранная им суженая. Ожидание наслаждения превращалось в разочарование, оттого и ругались несостоявшиеся любовники.
Ведана обошла поляну любви, вышла на берег прямо напротив речной косы.
— Вавула, — тихо позвала она.
И тут же услышала в ответ:
— Тут я! Переходи реку, Ведана.
— Ой, боязно мне, кто бы знал.
— Ты думай о том, что мы скоро вместе будем, и страхи пройдут. Иди.
Ведана огляделась, ступила в воду, отдернула ногу, потом решилась и быстро перешла реку, сразу же попав в объятия Вавулы.
Миловались недолго, близок рассвет, пошли по лесу.
На небольшой ровной полянке Вавула остановился, вновь обнял девушку:
— Не могу боле, Ведана!
— Так мошкара тут, комарье, да и зверь дикий.
— Зверь ночью промышляет, к утру в норы да под пеньки забивается. А мошкара… Так ее всюду полно, даже в доме. Тут, Ведана, самое удобное место, на поле несподручно, на селе не дадут, там сама знаешь, что начнется, когда тебя увидит отец.
— Ох, Вавула, Вавула, может, по-другому надо было?
— А как?
Девушка вздохнула:
— И то верно — никак. Отпусти-ка.
Вавула разжал объятия.
Ведана сняла рубаху, под ней ничего не было, осталась в одних онучах, они не мешали. Вавула быстро скинул свою рубаху, стащил штаны и повалил девицу на траву.
Он торопился, дыша, как загнанный конь. Желание било чрез край.
Раздался вскрик Веданы:
— Больно!
— Ничего, родная моя, ничего.
Вскоре сладкие стоны заполнили поляну.
Удар наслаждения они испытали одновременно, вместе вскрикнули.
Вавула откинулся на траву:
— Хорошо-то как, Ведана! А тебе?
— Очень хорошо, я и не думала, что вот так будет. Ой, рубаха!
— Что рубаха?
— Она была под нами.
— И чего?
— Так пятна на ней черные, кровь, Вавула.
— И чего? Так и должно быть!
— Как я в таком виде предстану перед родителями?
Вавула поднялся, надел штаны, рубаху, онучи.
— Речка тут недалеко, саженей двадцать.
— Идем туда, замыть пятна надо.
— Идем.
Начинало светать.
На рассвете Вавула и Ведана вошли в дом Зарубы Дедила.
Поднялась с постели мать, зажгла огонь — сын с кем-то.
— Ты не один, Вавула?
— Нет, мама, не один, со мной моя невеста.
Ольга кинулась к лежанке мужа, но тот уже поднялся на лаве:
— Невеста, молвишь? И кто же это? Мыслю, Голуба. Умыкнул-таки, дождались.
— Нет, отец, не Голуба, а Ведана Кобяк.
— Что? Ну-ка, Ольга, зажги еще огня.
Жена подчинилась. Проснулись братья и сестра.
— Чегой-то тут?
— А ну лежать на лавах, то вас покуда не касается.
Молодежь накрылась рогожами, внимательно следя за происходящим.
— Ведана? Дочь старейшины Вабежи, Веденея Кобяки?
— Так, отец!
— Ну, сын, угодил так угодил.
Хозяин взглянул на девицу:
— Сядь на лавку и жди, а ты, — он повернулся к сыну, — выйдь во двор.
Дедил шагнул вслед за сыном к плетню.
— Ты чего наделал, Вавула? У тебя голова на плечах или глиняный горшок? Или не ведаешь, что не дружны мы с Кобяком и его родом?
— А пошто недружны-то, отец? По то, что овраг никак поделить не можете? Так пусть ничей или общий будет.
Дедил за рубаху притянул к себе сына:
— Ничей? Это наша земля.
— Да какая земля, отец, в овраге?
— Неразумный ты еще, хоть и вымахал в сажень. Отдай часть земли, потом всю заберут. А Голуба? Чего мне теперь гончару говорить? Уговор же был.
