Наутро вышедший к молитве Шамат увидел на другом берегу чистое городище, только стена его была ниже и дальше от основных валов. Все было готово к новой обороне. Но атаковать Вольное вождь бележей больше не собирался. После молитвы и трапезы войско Шамата двинулось по дороге на юг.
Тогда же Дедил, который начальствовал над работой до полуночи, а теперь отдыхал, был разбужен Егором Кудрой.
— Чего тебе? — зевнул старейшина.
— Горцы снялись и пошли на юг, к своему лагерю.
Дедил поднялся, сел на лавке:
— Ушли, говоришь?
— Да.
— А почему мыслишь, что к лагерю, а не совсем?
Кудра пожал плечами:
— Не знаю, там у них обоз, бек их может оставить сотни в лагере и послать гонцов за подмогой. Кто знает, нет ли поблизости других сотен?
Дедил посмотрел на Кудру:
— Сын где?
— С полуночи в полуземлянке с Веданой.
— А Коваль?
— Тот у своего дома, в землянке с Аленой.
— Позови их.
— Сюда?
— Во двор.
— Это мы мигом.
Посыльный убежал.
Вскоре явились Вавула и Коваль.
Вавула спросил:
— За каким делом вызвал, отец?
Дедил насупился:
— Позвал я вас, ребята, вот для чего… — и поведал свою задумку.
Вскоре от речной стороны крепости на плотах к бывшему стану чужаков переправились два десятка смельчаков, вооруженных мечами, секирами, копьями и саблями, собранными возле городища.
Отряд во главе с Вавулой двинулся к лесной елани, где были разгромлены остатки войска тархана Ильдуана.
Дедил подошел к стене, где заканчивались работы.
Там уже был Кобяк.
— Заруба? Долгих лет.
— И тебе, Веденей.
— Видал, Вавула и Коваль с мужиками в лес пошли. Послал их смотреть за бележами?
— Да, надо знать, ушли они или стали лагерем и ждут подкрепления.
— Откуда у них тут подкрепление?
— А кто их знает, Веденей. Может, бродят где-нибудь. Пленный-то что сказывал? У нас в ауле, говорит, тысяча воинов. Сюда вождь привел пять сотен. Мог взять и еще, да послал на поиски других сел. Или такого не может быть?
Кобяк кивнул:
— Может. Худо, если у бележей тут окажется подмога. Тяжело нам придется. Перелазы уже не закрыть, большой стены нет, а малая пригодна только как изгородь.
Дедил неожиданно улыбнулся:
— А представь, Веденей, не объединились бы мы, не поставили бы городище, что с нашими родами стало бы?
— Да, — проговорил Кобяк, — стало бы то же, что и с остальными, кто попал под степняков. Да чего об этом говорить? Объединились ведь. Признаю, в том твоя заслуга великая.
— Светозара больше, он давно о том говорил.
— Знаешь, Заруба, — сказал Кобяк, — сейчас даже странно, что совсем недавно мы не могли поделить какой-то овраг и собачились друг с другом.
— А я и не думаю о том. Что было, то было. Мои мысли сейчас о бележах, покуда не уйдут они, не успокоюсь.
— Тогда остается ждать нашего Вавулу.
И вновь Дедил улыбнулся. Кобяк назвал сына «нашим». А ведь так оно и было. Вавула стал родным семье Кобяка, Ведана — семье Дедила. Скоро у них родятся дети, придет время — Вавула станет вождем, тогда все роды смешаются.
Он стал смотреть на лес. Пришла жена, Ольга.
— Не видать сына, Заруба?
Дедил обнял жену:
— Так скоро он не может вернуться.
— Почему одного Коваля не послал? Зачем сына-то?
— Затем, Ольга, что я пример всем.
Ольга вздохнула.
— Лучше простыми быть.
— Ты бы шла, жена, да разбиралась в доме. Солома, что загорелась, съехала, там, наверное, мусора полно.
— Там уже Ерема, Горян да Росана прибираются. Верхние бревна менять надо, под крышу новую.
— Вот и занимайся, а я городище пока обойду.
За работой прошел весь день. Дедил волновался, Кобяк предложил выслать еще десяток по следам Вавулы, но в это время со стены подал голос дозорный:
— Наши возвращаются!
Дедил с Кобяком кинулись смотреть. К берегу выходили посланные десятки. Впереди ехали Вавула и Коваль.
Заруба с Веденеем облегченно вздохнули:
— Добре. Теперь важно, что скажут десятники.
Плотами переправились к городищу. Коваль хлопнул товарища по плечу:
— Ступай к отцу сам, обскажи, а я — к Алене.
— Вместе за реку ходили, вместе и к вождю идти.
— Да ладно, Вавула, зачем это. Иди один.
К калитке вышли Дедил, Кобяк и Сергун.
Вождь обратился к сыну:
— Что скажешь, Вавула?
— Скажу, отец, что городище может жить покойно. Уж сколько — не ведаю, но покуда покойно. Бележи забрали обоз в лагере и пошли на юг. Проехали верст десять. К себе они пошли, отец.
— Ну и добре.
— Пойду к Ведане.
— Иди.
Вавула поклонился старейшинам и ушел.
Дедил проговорил ему вслед:
— Бележи ушли, но могут вернуться. Придут и другие: горцы, степняки или кочевники. Земли наши в покое не оставят. Глядишь, и бек заявится, дабы смыть свой позор. Посему треба нам ставить новую стену, до того углубить и расширить рвы, сделать ворота на все стороны. Работы много, до холодов надобно управиться. Чтобы спать спокойно да детишек растить.
Кобяк спросил:
— Новую стену на прежнем месте ставить будем?
— Да, не сдвигать же. А то не только до холодов, а и до следующего праздника Купалы не управимся. Но на столбы подбирать только дубы, их поджечь труднее.
— Лады.
— А сейчас, други, латаем городище, хороним чужаков, так же за Заледово, пусть лежат вместе, хоть и переправлять их придется. Своих хоронить по обряду, но тем уже волхвы занимаются. Живем, други! И никакой ворог нас не одолеет, если и далее едины будем.
— Твоя правда, — согласно закивали Веденей Кобяк и Тихомир Сергун, — в единстве сила!
