— Хм. Худое дело ты задумал, Джабу.
— Почему худое, Аваз? Мне она нравится, я желаю иметь ее в наложницах. Сын старейшины Рубино сам выкрал ее во время празднования Купалы, почему я не могу украсть ее у него?
Добак проговорил:
— Да украсть-то можно, хотя и это двоим сделать не просто. А вот что потом делать будем? Отец ведает о твоем желании?
— Он гневаться не будет, коль привезу Ведану в шатер. Это я могу тебе точно сказать.
— Да? Раз привел к реке, значит, у тебя есть план на это место?
— Не здесь — ниже по течению кусты видишь?
— Не слепой.
— Там собираюсь ее умыкнуть.
— А с чего ты взял, что сын старейшины Рубино с дочерью вождя Вабежи пойдут нынешней ночью на реку?
Джабу объяснил.
Добак рассмеялся:
— А ведь верно мыслишь, Джабу. И как догадался?
— Авартук подсказал.
— Значит, помощник твоего отца ведает, что ты поедешь сюда?
— Да, но отцу об этом не скажет. Так как, поможешь?
— Эх, Джабу, мне бы тоже в наложницы какую-нибудь девицу здешнюю!
— По дороге назад мы встретим селения полян. Коли там какая тебе приглянется, клянусь, помогу!
— Хорошо. Что я должен делать?
— Пойдем.
Оглядевшись и не заметив ничего подозрительного, молодые хазары зашли в лес. Оттуда прошли к селу. По дороге договорились, что делать.
Объявился отряд из Заледово. Кони были обвешаны добычей. Места не хватало даже для провизии, но за рощей стояла повозка, ее укрыли в яме, что выше по течению. В нее и погрузили мягкую рухлядь.
Отряд к лагерю привел болышчы Авартук. Тархан с сыном и Авазом задержались в Вабеже.
Ильдуан наказал Кобяке:
— Теперь будешь давать сколько сейчас и сколько в цветень вместе. Такова будет дань для тебя.
— То много, тархан.
— Ты благодари богов своих, что мы у вас девушек да женщин молодых и вдовых не забираем. Другие роды тока ими и платят. В ваших же лесах зверя полно. Считай, Кобяк, повезло вам. И это благодаря мне, потому, как я уговорил кагана брать с вас только пушниной. Сказал, что девки у вас неприглядные да нечистые.
— И чем же мне отблагодарить тебя за милость такую? — улыбнулся Кобяк.
— Дай воды испить. И поеду в стан. Утром домой в Хамлых пойдем.
Кобяк крикнул жене, что пряталась за углом:
— Краса! Принеси тархану чашу водицы ключевой.
Тархан крякнул от удовольствия, отдавая чашу:
— Хорошая у вас вода, не то, что у нас.
— Так бери дань водою, — съязвил Кобяк.
— Шуткуешь? Радуешься, что с рассветом уйдем?
— Не буду врать, радуюсь. А ты бы горевал на моем месте?
— Я, полянин, на твоем месте никогда не буду, как и ты на моем, хотя у нас ваших много. Задумаешь встать на нашу сторону, скажи, и тебя возьмем.
— Да нет уж, я как-нибудь со своим родом.
— Ну, давай! И смотрите тут, особо не враждуйте. А то перебьете друг друга, с кого я дань брать буду?
На этот раз громко рассмеялся тархан.
Он вскочил на коня, повел к воротам, за ним тронулись его воины и сын.
Как только хазары скрылись из виду, Кобяк присел на лавку, славя богов за избавление. Но одно ушло, другое осталось. А именно: забота, что делать со свадьбой. Он отказал Дедиле и от слов своих не отречется, и все же скрепить брак надо. Что поделаешь, коли Ведана выбрала мужа из другого рода?
Янур Ильдуан, вернувшись в стан за рощей, передал коня Авазу. Обошел лагерь. Болышчы поспешил доложить:
— Пушнину загрузили в повозку, коней освободили, свели в табун у рощи. Двое режут баранов, взятых вместо куниц в Заледово. Не успеет солнце уйти за лес, трапеза будет готова.
— Хорошо.
— Хотел узнать, дозор выставлять будем?
Тархан отмахнулся:
— К чему? Мы десятком прошлись по трем селам полян, и никто против слова не сказал. Смирились поляне. Не напали, а могли бы и убить, но сюда не придут. Будут высматривать пыль с дороги, когда поедем домой. Переход до главного стана недлинный, но по лесу. Сначала двинемся по дороге, потом свернем на тропу. А как идти по лесу, сам знаешь. Пусть воины отдохнут. Как будет готова еда — ужинаем, и по шалашам. Не забудь мне перед сном отвару дать. Ноет спина сильнее обычного.
— Может, зельем змеиным растереть?
— Нет, — поморщился тархан, — то умеют только нежные руки наложницы.
— Когда это будет.
— Ничего, отвар покуда помогает.
— Сделаю, господин, все что надо у меня в запасе большом.
— Ну и хорошо.
После трапезы вечерней и молитвы хазары улеглись в шалашах. Тархан, болышчы и Джабу расположились в шатре.
Авартук подал Ильдуану чашу с отваром, куда заварил и травы сонной. Тархан ничего не заметил, выпил, лег на лежанку из овечьих шкур, сунул под голову суму. Оружие и доспехи рядом. Уснул.
Болышчы задул огонь в плошке.
Ночь выдалась светлая.
Как все утихло, Авартук подал знак сыну тархана.
Они вышли на улицу. Авартук спросил:
— Ты с Добаком договорился?
— Да.
— Он должен сюда подойти?
— Нет, будет ждать у оврага.
— Правильно. Тогда иди к табуну. Кони стреножены, охраны нет. Возьми мешки для морд лошадиных да ремни для красавицы, выводи коней лощиной. Далее…
Джабу прервал помощника:
— У меня хорошая память, Турис.
— Ну тогда удачи тебе, молодой господин.
Джабу забрал мешки, ремни, веревки, сложил в небольшую суму, надел пояс с саблей и скрылся среди кустов, за которыми на поляне жевали траву довольные долгожданным отдыхом кони.
Джабу выбрал своего коня и коня Аваза. Повел их в обход лагеря к лощине, по ней вышел к оврагу.
Добак вылез из кустов, напугав коней и самого Джабу.
— Шайтан! Ты как нечисть. Откуда взялся?
— Из кустов.
— А подать сигнал не мог?
— На что? Все хорошо же.
— Что у тебя из оружия?
— Дубина.
— Дубина? А сабля?
— Мы же не с полянами биться идем, и дубина сгодится. Ею, если ударить слегка, и не убьешь, и не покалечишь, а сознания лишишь.
— Ладно, тебе видней. Пошли.
К полуночи хазары вышли к месту засады…
