– Мое настроение в полном порядке. А о причинах, заставивших вас пропустить сеанс и не предупредить меня, что не придете, мне бы все-таки хотелось узнать. Я ждал вас, между прочим.
– Честно? Я забыл, – признался Авдеев. – Извините, Иван Владимирович, закрутился и забыл, каюсь. Готов прийти в любое свободное время.
– Мое или ваше? – иронично проговорил психолог, глядя на Игоря с легкой усмешкой.
– Послушайте, Иван Владимирович, – Авдеев двинулся к психологу, и тот инстинктивно сделал шаг назад, – я понимаю, что не нравлюсь вам по какой-то причине. Но разговаривать со мной в подобном тоне не стоит. Я – хороший хирург, и визиты к психологу мне не нужны. Но я подчиняюсь правилам, установленным в этой клинике, а потому приду, когда вы скажете – вчера действительно закрутился. И вот еще что. Постарайтесь держать свое личное негативное отношение ко мне при себе, хорошо? Потому что вы мне тоже не очень нравитесь, если уж откровенно говорить.
Психолог смотрел по-прежнему насмешливо, успев, похоже, вполне овладеть собой. Габаритами Игорь намного превосходил худого, тщедушного Иващенко, и со стороны могло показаться, что Авдеев пытается воспользоваться своим преимуществом, чтобы запугать оппонента. Но морально психолог был намного сильнее, это Игорь прочитал в его глазах за чуть коричневатыми стеклами очков и отступил – не хотелось выглядеть питекантропом и получить моральную оплеуху, а от острого на язык Ивана этого вполне можно было ожидать.
– Извините, – буркнул Авдеев, опомнившись и признавая неправоту.
– Ничего. Впредь постараюсь себя контролировать. Чего и вам желаю.
Иващенко забрал с подоконника свою кружку и вышел из ординаторской, а Игорь обрадованно подумал, что этот разговор произошел в очень удачное время – ординаторская была еще пуста, и никто из коллег этих разборок не видел. «Нашел же я, перед кем бицепсы демонстрировать». Злясь на свою несдержанность, Авдеев переоделся в хирургический костюм и накинул белый халат. Через сорок минут начнется обход, нужно было просмотреть истории тех больных, что он вел после операции.
К его удивлению, первой, кого он встретил, выйдя из ординаторской, оказалась Аделина. Она шла по коридору уверенной хозяйской походкой, всем своим видом демонстрируя – это ее территория, здесь она в своей тарелке, и ничто не сможет этого изменить. Лицо ее было бледным, под глазами – темные круги, но совсем больной она не выглядела.
– Доброе утро, Игорь Александрович, – поздоровалась она, поравнявшись с Игорем.
– Доброе. Вы зачем приехали?
– Странный вопрос. Я здесь работаю, у меня пациенты.
– Аделина Эдуардовна, вы ведь хорошо поняли, о чем я спросил, зачем язвите? Вы нездоровы, я это имел в виду.
– Игорь Александрович, я ценю вашу заботу, но не увлекайтесь. Я сама врач и отдаю себе отчет в собственных действиях. Если я здесь – значит, чувствую, что это в моих силах. Но чтобы вы совсем успокоились, скажу – в операционную сегодня не пойду, поэтому пересадка кожи клиенту из двенадцатой палаты достается вам. Справитесь?
Авдеев почувствовал, как лицо вспыхнуло до корней волос – она что, сомневается в его квалификации? Сделать пересадку кожи на небольшой участок он вполне в состоянии. Но, с другой стороны, Драгун отдавала ему своего пациента – значит, доверяла, иначе попросила бы того же Филиппа, например.
– Можете присутствовать, если сомневаетесь, – коротко ответил он.
– Думаю, это лишнее, – улыбнулась Драгун и вдруг спросила: – Вы не устаете так напрягаться все время?
– То есть? – опешил Игорь, не совсем уяснив суть вопроса.
– Вы словно играете роль, а она явно не ваша. И вы напряженно стараетесь держать лицо, а то маска сползает. Может, будет лучше, если вы перестанете примерять на себя чужой костюм? – Она смотрела на него своими прозрачными глазами, и по спине Игоря вдруг пробежал холодок – а что, если она знает? Нет, этого не может быть…
Авдеев почувствовал, как его охватывает паника. Он постарался незаметно для Драгун ущипнуть себя сзади за бедро, но это не помогло – сердце начало колотиться так бешено, что стало трудно дышать.
– Я… вы…
– Игорь Александрович, да успокойтесь вы, я же пошутила, – холодно сказала Аделина, по-прежнему не сводя с него взгляда. – Чего ж вы так нервничаете? Могли просто отшутиться в ответ.
– У меня плохое чувство юмора, – буркнул Авдеев, отводя глаза. – Но ваше куда хуже.
– Да, мне так говорили. Ну что ж… идем в ординаторскую, я вам историю болезни доложу, и обсудим план операции. – Она изящно обогнула Игоря и пошла по направлению к ординаторской.
Авдеев перевел дыхание, вытер пот со лба и двинулся следом.
Докладывала историю она тем же холодным тоном, даже не заглядывая в записи – шпарила по памяти, не сбиваясь ни в цифрах показателей, ни в дозах назначений. Игорь старался сосредоточиться, чтобы не упустить ни единой мелочи, и ему это удалось. Вдвоем они набросали план операции, Драгун удовлетворенно кивнула и отдала историю болезни:
– Протокол операции, пожалуйста, предоставьте мне к концу смены, хорошо? Мне не нравится ваша привычка откладывать их на завтра, у нас так не принято.
– Понял.
Он не стал уточнять, что задержал протокол только однажды, не хотел снова выслушивать ее наставления, даваемые чуть снисходительным тоном. Авдеев понимал – она имеет право так с ним разговаривать, талантливый хирург, автор собственной методики, признанной даже за границей. Но ведь и он, если бы начал раньше или вообще не сменил бы вид деятельности, мог достичь не меньшего. Никто не виноват, что так сложилось. Или – виноват? На этот вопрос у Игоря никогда не было ответа, хотя он очень старался его найти.
Операцию Авдеев провел блестяще, это признали и ассистент, и вся бригада. Игорь тоже остался собой доволен – сумел взять себя в руки, оставить все проблемы и сомнения за дверью оперблока и отработать так, как умел – четко, быстро, аккуратно.
Он отошел от стола и уже собирался выйти в предоперационную, когда почувствовал, что за ним наблюдают. Подняв голову, он увидел, что со скамьи у стеклянного купола операционной встает Аделина. «Проконтролировала все-таки, – с досадой подумал Авдеев, покидая операционную. – Но я все сделал правильно, пусть убедится, что я хороший хирург».
Он так и не смог до конца понять, кого хотел убедить в этом – Аделину или себя.
Аделина
Сентябрь
Ненавижу отдавать пациентов. Но сегодня это была вынужденная мера – утром я почувствовала себя относительно здоровой, но не настолько, чтобы встать к столу и взять в руки скальпель. Идея отдать пациента Авдееву возникла, когда я увидела его в коридоре – так рано в клинике оказывалась обычно только я, и появление Авдеева меня приятно удивило. Но что-то в его реакциях, в поведении меня все равно настораживало. Насколько я смогла выяснить, никаких серьезных врачебных ошибок за ним не водилось, об этом мне совершенно четко сказал по телефону его бывший руководитель. Тогда – что? Я видела, как напряженно Авдеев всматривается в женские лица, всегда только в женские, и никогда – в мужские, это мне показалось довольно странным. Женщин Авдеев боялся. Все попытки наших незамужних медсестер обратить на себя его внимание не заканчивались ничем – Авдеев даже на шутки не реагировал, держался отстраненно. Когда я попыталась осторожно расспросить Филиппа Басалаева, он только плечами пожал:
