Но вместо этого рядом с Настей он увидел молодого мужчину в гимнастерке, тяжело опиравшегося на трость. Шел он неуверенно, как бы пробуя перед собой землю, и, только убедившись в ее прочности, неловко подгибал покалеченную ногу и тяжело совершал следующий шаг. На левой стороне груди у него были два ордена Боевого Красного Знамени, в петлицах — танк. На правой стороне груди — две желтые полоски за тяжелое ранение.
Почувствовав на себе направленный взгляд, мужчина посмотрел на Богдана и, признав в нем фронтовика, приветливо улыбнулся.
Настя, готовая в любой момент броситься на помощь мужу, внимательно следила за неуверенными шагами танкиста и не заметила постороннего. Богдан был благодарен случаю, что бывшая жена так и не заметила его застывшую в смятении фигуру.
Всю ночь он не спал, осмысливая увиденное: что же заставило красивую молодую женщину сделать выбор в пользу покалеченного войной солдата? И только много позже понял: сострадание, присущее всякой русское бабе, к больному и увечному.
— Передают, товарищ старшина, — радостно сообщил радист.
Взяв карандаш, Калмыков принялся записывать в блокнот. Через несколько минут протянул ответ старшине.
«Определить местоположение минометных расчетов и артиллерийских батарей», — прочитал старшина.
Чиркнул зажигалкой, бумага занялась скупым колеблющимся пламенем. Бросив горящий листок на землю, Щербак проследил, как огонь уничтожил остатки записки, разметал носком ботинка серый пепел и сосредоточенно произнес:
— Задача понятна, будем действовать. — Развернув карту, продолжил: — Думаю, нам нужно искать легкое пехотное орудие. Гаубицу сюда не затащишь, оно и не нужно, для нее цели поважнее найдутся, а вот пехотное орудие — самое то! Осколочно-фугасным снарядом зарядят, а потом как лупанут целой батареей… — Разгладив карту, продолжил: — Легкая пушка до трех с половиной километров бить может из-за какой-нибудь господствующей высотки. Мы должны отыскать эту батарею! Высота двести шесть метров, — старшина показал на сгущение изолиний. — Так, сколько же до нее будет? Для такой пушки оптимальная дальность. Это у нас самый запад… А это что за безымянная высотка на северо-востоке? До нее километра полтора… Тоже вполне удобное место для размещения батареи. Тут вот еще сосенки растут, просто так сюда не подойдешь и не уничтожишь. Где еще можно спрятать пехотные пушки? Юго-запад, самый уголок квадрата. Высотка двести восемь. Не гора, конечно, но местность с нее видна как на ладони. — Повернувшись к младшему сержанту Калмыкову, старшина спросил: — Ты свою шарманку упаковал?
— Так точно, товарищ старшина.
— Ну и ладно, двигаем на юго-запад, а потом еще две высотки захватим: на западе и на северо-востоке. Вот этой дорогой пойдем… Тут лес. Укрыться можно. А там и до дома будет недалеко.
Набросив на лицо сетку, Щербак неслышно ступил в мягкий густой мох. За ним осторожно двинулись бойцы. Прошли метров триста, вдруг старшина поднял руку, давая сигнал остановиться. Присев, стал всматриваться в просеку, откуда послышалась приглушенная расстоянием немецкая речь.
Впереди, примерно в пятидесяти метрах, на поваленной березе сидели три немецких пехотинца и с аппетитом хрустели галетами, запивая их водой из фляги. Пройти мимо немцев незамеченными не представлялось возможным — впереди на тропе виднелся настил из сушняка. Придется ждать, пока они отобедают.
Старшина Щербак покрутил головой — самое главное, они не на виду, кругом заросли. Место неприметное, спокойное, так что никто их не увидит.
Немцы не торопились — побросав пустые консервные банки, они о чем-то энергично разговаривали. Потом один из них, тощий, как оглобля, и длинный, как коломенская верста, извлек из кармана губную гармошку и запиликал что-то очень знакомое.
— «Катюшу» наяривает, — хмыкнул старшина.
— А похоже, — согласился Калмыков.
— Придется этот концерт до конца дослушать.
— А может, он еще и «Барыню» сыграет?
Немцы ушли только минут через сорок, отозвавшись на грозный окрик унтер-офицера. Расторопно похватали автоматы, лежавшие в сторонке, и скрылись в лесной чаще.
Некоторое время разведчики выжидали — не вернутся ли. Убедившись в полной безопасности, старшина Щербак скомандовал:
— Вперед!
Далее посадки заметно поредели. Передвигаться приходилось короткими перебежками от одного лесочка к другому.
Сопка показалась из-за леса неожиданно — широким ровным склоном, основательно затоптанным, на котором кое-где сочными голубыми глазками росли васильки.
Между кустами, покрытые маскировочной сетью, стояли четыре орудия. Для пущей маскировки на сеть была набросана трава, закреплены свежие ветки. Так что с самолета распознать батарею нелегко.
У подошвы сопки была натянута колючая проволока, по периметру которой нес службу караул.
— Геометрию учил? — неожиданно спросил у младшего сержанта Щербак.
— Доводилось, — сдержанно отвечал тот, пытаясь сообразить, куда клонит старшина.
— Это хорошо. Мне вот в школе она очень нравилась. Хотел на мехмат поступать, мечтал учителем стать, да как-то все иначе сложилось. Особенно мне нравилось теоремы разные доказывать. А в конце всегда такая фраза была: «что и требовалось доказать…». Видишь, высотка есть, пушки тоже на месте, значит, и артиллерийский расчет должен быть где-то поблизости. А стволы направлены туда, где немцы ложные позиции роют. Нужно пометить, — вытащил он из-за голенища карту.
— Товарищ старшина, а вон с правой стороны еще две пушки стоят, — подсказал Строев.
Глянув в указанном направлении, Щербак довольно хмыкнул:
— А ты глазастый, я вот не сумел заприметить, а ты сразу увидел. Вот что значит охотник! И поставили они пушки в ложбинке, так что сразу и не увидишь. Со всех сторон кусты, а сетка до самого верха между ветками растянута. А как заметил-то?
— Тропиночка от нее идет.
— Ишь ты, верно, только ведь и тропиночка-то не шибко приметная.
Достав карту, старшина пометил крестиками немецкие позиции.
— Теперь пошли к другой высотке. Шуметь не надо, а вот двигаться нам предстоит быстро. Нужно управиться до ночи, нам еще через реку перебираться.
Старшина шагнул к кустам барбариса. Строев с перекошенным от страха лицом, голосом, готовым сорваться на крик, прохрипел:
— Мина!
Щербак невольно застыл и глянул себе под ноги, осознавая, что следующий шаг мог быть для него последним. У самых ног на высоте десяти сантиметров виднелась натянутая тонкая зеленая, как раз под цвет травы, проволока.
Старшина почувствовал, как по спине неприятной струйкой побежал холодный пот. Прямо перед ним росла ольха с гладким матовым стволом, невольно подумалось о том, что ее колыхающиеся листья были бы последним, что он увидел бы в своей жизни.
