— Поживем еще, — проговорил Щербак и аккуратно перешагнул через проволоку. — Ну, Строев… что б я без тебя делал.
Пригнувшись, они добежали до березовой рощицы, обошли по низине холм и направились к другой высотке.
Дважды повстречали дозоры; то и дело дорогу загораживали сооружения из колючей проволоки, не иначе, какие-то запасные рубежи и скрытые огневые позиции. Щербак то и дело доставал карту и скрупулезно фиксировал увиденное.
Ожидания оправдались — на второй высотке также стояла замаскированная немецкая батарея, подле которой артиллеристы сгружали ящики со снарядами. Немцы всерьез готовились противостоять скорому наступлению Красной Армии. На подступах к высотке были оборудованы минные поля, о чем извещала желтая табличка, закрепленная на невысоком столбике: «Achtung! Minen!»
[1]
— Крепко они тут засели, — скрипнув зубами, произнес старшина. На волевом красивом лице немного выше переносицы углубилась складка, отчего Щербак стал выглядеть несколько старше. — Ничего, мы вас и тут достанем. Теперь вы никуда не денетесь.
Сунув карту за голенище сапога, старшина зашагал дальше. Не обернулся, знал, что бойцы идут следом.
Ожидание скверной погоды не оправдалось. Выглянувшее солнышко растопило низко нависшие облака и теперь палило нещадно. От сухой земли к небу поднималось зыбкое колыхающееся марево, искажая далекую полоску леса и петлю реки, едва заметную через широкий распадок.
Спустились в небольшой овражек. Тихо и сыро. Солнце сюда не заглядывает, так что раскисшая грязь на дне продержится до конца лета. Птицы тоже эти места не жалуют. Вот разве что совы, привычные к мраку, переждав день, с наступлением сумерек прилетят в лесную чащу, богатую грызунами.
— Отсюда нам идти до следующего пункта километров десять. Если повезет, часа за три-четыре дойдем. Немцев здесь немного, они все у реки. Как задачу выполним, с темнотой уходим к себе. А сейчас немного перекусим и отдохнем малость.
Вскрыли по банке тушенки и дружно заработали челюстями.
— Дичи здесь полно, — отметил Строев, всматриваясь в следы. — Особенно кабанов и косуль. Только у нас в Сибири все равно побогаче будет. Зверь у нас непуганый, любопытный, вот так уйдешь в тайгу на недельку, чего только не насмотришься. Помню, как-то мы с батей перед самой войной на охоту пошли, так к нам в гости медведь пожаловал. Уху почуял. Батя — за ружье, а медведь сел в сторонке и стал ждать, когда мы его угостим…
— Тихо! — прервал его старшина.
Сначала послышался треск сучьев, потом сквозь заросшие кустарником склоны показались четыре немецких пехотинца в полевой форме, сжимавшие в руках лопаты. Громко споря, они некоторое время осматривали овраг, потом принялись копать склон.
Прячась за кустами, разведчики стали осторожно спускаться вниз по дну оврага. Удары лопат о твердый слежавшийся суглинок становились все глуше и, наконец, затерявшись среди густых крон, стихли совсем.
— Землянку роют, — предположил старшина. — Рассчитывают здесь надолго обосноваться.
— Зря стараются, — произнес Строев.
— Где-то здесь должна проходить вторая линия обороны. Не нравится мне все это. Ждут они нашего наступления, готовятся. Я вот что предлагаю… Мы можем, конечно, где-то здесь отлежаться до самой ночи, а потом назад пойти. Того, что мы узнали, вполне достаточно, чтобы доложить командованию. Вот только мы не командованию служим, а родине. Где-то чего-то недосмотрим, где-то чего-то не увидим, какую-то огневую точку проскочим впопыхах, а бойцы пойдут там в наступление и полягут! Чего же грех на душу брать! Пойдем по-тихому, посмотрим, что там к чему. Заросли здесь густые, авось проскочим.
Из оврага вышли к небольшому полю с густой травой, поделенному на две неровные половины гусеничным танковым следом.
— Товарищ старшина, посмотрите туда, — Строев показал на небольшой гребень с непонятной пипкой на самой вершине.
— Похоже, танк, — предположил Щербак.
— А в подлеске еще один такой же стоит.
Танк, стоящий в окопе, среди деревьев, замаскированный густыми длинными ветками и мохнатым лапником, сливался с окружающей местностью. Для пущей убедительности на его башню была повалена молоденькая ветвистая береза, только ствол с набалдашником торчал через ворох листьев.
Окоп танка соединялся с траншеей, по которой двое пехотинцев волокли бревно.
— Бруствер будут укреплять, — предположил Калмыков. — Вот где их настоящие позиции.
— Крепко они за оборону взялись, — покачал головой старшина. — Только зря все это… Мы их из Сталинграда выбили, погоним и отсюда… Теперь нам об обратной дороге нужно подумать. Как бы на дозор не напороться. — Вытащив бинокль, Щербак долго изучал немецкие укрепления: всматривался в лес, разглядывал редкий пролесок, изучал широкое поле. Потом, уложив бинокль обратно в мешок, уверенно сказал: — Сейчас пойдем вдоль этого овражка, затем сразу на северо-восток, к вершине. А уж оттуда к реке. Отсидимся там до вечера — и к своим. Что-то мне подсказывает, что это не последнее, что мы здесь увидели.
Двинулись неслышно, как это могут делать только люди, привычные к ежедневной опасности, осознающие, что от ветки, треснувшей под ногой, зависит их жизнь. Несколько раз останавливались, терпеливо пропуская проходящий мимо дозор, потом шли дальше. В последний раз немцы прошли на расстоянии вытянутой руки. Спрятавшись в зарослях боярышника, старшина Щербак хорошо рассмотрел их лица: один совсем молодой, не старше шестнадцати; другому было далеко за пятьдесят, наверняка прибывшие с последним пополнением. Богдан даже ощутил запах их тел, замешанный на неприятно пахнувшем одеколоне.
Ни боевого опыта, ни умения вести наблюдение в дозоре. Именно поэтому этих новобранцев определили в тыловую часть, обходить вверенный периметр. Пусть походят в охранении, попривыкнут к оружию, а там и на передовую!
Обмундирование сидело на них мешковато, явно не по размеру, образовывая глубокие большие складки на груди и по бокам. Ремень, по их мнению, был и вовсе лишним предметом — невозможно ослабленный, он висел ниже пояса.
Окажись на их месте опытные бойцы, привыкшие на передовой прислушиваться к каждому шороху, обратили бы внимание на дрогнувший неподалеку куст (младший сержант Калмыков, замыкавший группу, присел в самый последний момент и чуть было не выдал себя). Старшина уже вскинул «ППШ», чтобы одним махом разрешить возможный спор, но беспечные дозорные прошли дальше, продолжая делиться впечатлениями о первых днях службы.
Лишь когда патруль удалился на значительное расстояние, старшина облегченно выдохнул:
— Считай, второй раз родился. В следующий раз может не повезти.
— Ранец зацепился за ветку, товарищ старшина. Только на секунду и отвернулся, чтобы отцепить, а тут немцы.
— Ротозеем не нужно быть! — сурово рыкнул Щербак.
