Вошел степенный солдат лет сорока с широкими пшеничными усами.
— Вместе с майором присмотрите за старшиной. Чтобы к немцам не сбежал…
— Есть присмотреть за старшиной, — отозвался красноармеец, снимая с плеча карабин.
— Да не здесь — за дверью. Смотреть не хочу на его рожу! По всей строгости ты у меня, Щербак, ответишь, — погрозил майор кулаком.
В сопровождении капитана и дневального старшина Щербак вышел из блиндажа. На улице через маскировочную сетку пробивалось мягкое утреннее солнце. На душе было погано.
— Что же ты так, Богдан? — в сердцах спросил капитан.
— Как-то само получилось, даже не знаю, что на меня накатило. — Сейчас старшина действительно выглядел виноватым. Он достал из кармана небольшой четырехугольный клочок бумаги, аккуратно вырванный из газеты. Умело насыпал на него тонкий слой самосада и, послюнявив, привычно и ловко свернул цигарку. — Не смог стерпеть.
— Знаешь, жизнь, она такая… бывает, что и удила закусить надо. — Немного помолчав, капитан добавил: — Я тебя прекрасно понимаю, еще неизвестно, как бы сам на твоем месте поступил.
Дневальный, имея понимание, отступил на несколько шагов, давая возможность капитану переговорить со старшиной наедине. С Богданом он был знаком, но сейчас не тот случай, чтобы выражать симпатию.
— Товарищ капитан, в этом деле с разведкой мне многое непонятно… Мои бойцы жизни отдали, чтобы нужные сведения добыть. Мы ведь каждый метр там просмотрели. И фальшивые немецкие позиции я видел собственными глазами, как вот эти окопы. А майор говорит, что ничего такого на самом деле нет, что мне все привиделось. Аэрофотосъемки другое показывают. Не нравится мне все это… Ведь в штабе армии майора послушают, а не меня. Разобраться как следует с этим делом нужно. Пехота завтра в атаку пойдет, зазря прорву народа положат… Конечно, засудят этого… Но ведь людей-то уже не вернешь.
— Что ты предлагаешь?
— Вы помните капитана Романцева из Третьего управления Главка, он к нам прикомандирован был?
— Помню такого… Особо я с ним знаком не был, разными мы делами занимались. А что такое?
— Может, Романцеву обо всем этом сообщить, пусть бы проверил. Ему можно доверять… Может, я что-то не то говорю, а только вижу, что никто этим делом заниматься не станет.
— И как же я, по-твоему, его приглашу сюда? Это ведь тоже не мой уровень. Да и профиль работы у нас разный: я — в разведке, он — в военной контрразведке Смерш.
— Не могу подсказать… Но парень он толковый, сумел бы разобраться с этим делом.
— А знаешь, в твоих словах есть сермяжная правда. Не обещаю, но, во всяком случае, попытаюсь.
Подошел комендантский патруль: лейтенант лет тридцати пяти с генеральской кобурой на поясе и два бойца — один совсем молодой, с белесыми бровями и бледно-голубыми глазами, второй — пожилой, далеко за пятьдесят, уже вышедший из призывного возраста, с сумрачным взором и глубоко запавшими глазами.
Бодро вскинув ладонь к виску, офицер представился:
— Начальник комендантского патруля лейтенант Буреломов. Где тут у вас проштрафившийся?
Вдавив каблуком в мелкий галечник недокуренную цигарку, старшина сделал шаг навстречу:
— Здесь я… Старшина Щербак.
— Товарищ лейтенант, вы с ним поаккуратнее — свой человек, геройский! — вступился за старшину капитан Сухарев.
Хмуро посмотрев на него, лейтенант строго заметил:
— А у нас здесь все свои, товарищ капитан. Вот только геройские в комендатуру не попадают. Надо у немцев в тылу свое геройство показывать, а не в драке с офицерами. Оружие! — строго потребовал лейтенант.
Щербак расстегнул кобуру и протянул лейтенанту трофейный «вальтер».
— Хм, значит, немецкое оружие предпочитаем.
— Я разведчик, у меня еще и каска немецкая есть. Ты меня и за это в предатели запишешь? — усмехнулся Богдан.
Сунув пистолет в карман, начальника патруля потребовал:
— Старшина, снять ремень!
— Послушай, лейтенант, ну чего ты меня позоришь перед людьми? Мне что, до комендатуры со спущенными штанами идти?
— Выполнять приказ, — оборвал Щербака лейтенант, вынимая из кобуры «ТТ». — Или ты предпочитаешь, чтобы с тебя штаны силком стягивали?
Старшина расстегнул портупею.
— Владей, лейтенант. Можешь себе оставить, моя-то поновее будет.
— Боец Климкин, взять портупею у задержанного, — скомандовал Буреломов.
— Есть! — с готовностью отозвался молоденький красноармеец и забрал у старшины ремень.
— А теперь руки за спину и не дергаться. Мы люди серьезные, твоих боевитых шуток можем не понять, пристрелим без предупреждения. Топай давай!
— Вот оно, вместо благодарности, — процедил сквозь зубы Щербак, закладывая руки за спину.
Метров пятьдесят они шли по прямой — впереди лейтенант, за ним в плотном сопровождении бойцов арестованный старшина. Свернули в переход, откуда метров триста до комендатуры.
— Угораздило же тебя, старшина, — неодобрительно покачал головой капитан Сухарев, глядя им вслед.
Не без усилия подавил он в себе колебания и зашагал к начальнику штаба дивизии полковнику Волостнову.
* * *
Внимательно выслушав рассказ капитана Сухарева, полковник Волостнов неожиданно спросил:
— А ты знаешь, что Карнаухов по телефону уже успел доложить о результатах разведки в штаб дивизии?
— Нет, — удивился капитан.
— Так вот слушай… Данные, которое получил старшина Щербак, майор назвал «не внушающими доверия». И заявил, что точные результаты получены именно авиационной разведкой. За этот участок фронта отвечает лично командир полка с майором Карнауховым. Если что не так, с них и спрос будет серьезный.
— Старшину Щербака я знаю давно. Не мог он отлеживаться в кустах, как говорит Карнаухов. Не тот это человек. Он сто раз перепроверит, прежде чем докладывать. Все его разведданные поступали в штаб дивизии лично к вам, товарищ полковник, назовите хотя бы единственный случай, когда они были недостоверны.
— Откровенно говоря, даже не припомню такого, — честно признался Волостнов.
Крепкий, высоченный, с покатой грудью и сильными мускулистыми плечами, полковник Волостнов походил на циркового борца. Кружка с остывшим чаем в его ладони, к которой он прикладывался во время разговора, казалась игрушечной.
— Вот видите, товарищ полковник! — радостно подхватил капитан.
— А ничего из этого не следует, — неожиданно громко произнес Волостнов. — С вами, разведчиками, ой как непросто! Слышал, в соседнем полку на днях командира полка застрелили?
— Слышал. Жаль очень… Снайпер его уложил, когда он из наблюдательного пункта неосторожно высунулся.
