— Данные пешей разведки показывают, что на этом участке немцы не сооружают огневых позиций. По аэрофотоснимкам получается наоборот: в квадрате имеется хорошо укрепленная эшелонированная оборона. Мы бы хотели по возможности детально разобраться с этим делом. Аэрофотоснимки находятся у вас?
На какой-то миг правый уголок рта Артемьева невольно дернулся, но тут же на лице вновь появилось любезное расположение. Определенно майор хотел произвести благоприятное впечатление, но этому мешал скрип стула, раздававшийся при каждом его движении, — отчего-то Артемьев очень сильно нервничал.
Хотя кто знает, имела ли его нервозность какое-то отношение к делу. Не всякий будет соблюдать спокойствие, когда к нему приходят сотрудники военной контрразведки.
— Увы… Сейчас ничем не могу помочь. У меня их нет.
— Где они могут находиться?
— В штабе армии.
— Но ведь они же у вас не в одном экземпляре, насколько я понимаю?
— Совершенно верно, в нескольких… Но все аэрофотоснимки подучетны и розданы по штабам и в разведку. Если не верите, я могу показать расписки в их получении.
— А вы разве не оставляете для себя копии?
— Оставляем, но я не знаю, где они.
— Тем не менее мне бы хотелось получить снимки семьдесят первого квадрата. Напечатайте их с негатива и предоставьте мне.
— Хорошо, сделаю, давайте договоримся на завтра.
— Завтрашний день меня не устраивает. Подготовьте аэрофотоснимки через три часа… И подробнейшие расшифровки! У вас наверняка остались черновики. Надеюсь, это не будет для вас затруднительно? — Романцев пристально посмотрел на Артемьева.
Майор уверенно выдержал прямой взгляд контрразведчика и твердо ответил:
— Можете не беспокоиться, товарищ капитан, сделаю все, что от меня требуется. Поймите меня правильно, мы делали аэрофотосъемку по всему фронту, и везде нужно дешифрировать. А у нас катастрофически не хватает специалистов. Немцы очень хорошо маскируют свои позиции. Тут нужно определенное чутье, чтобы правильно все разглядеть. Вот буквально не так давно младший лейтенант Виктория Рычкова дешифрирование проводила в восемьдесят третьем квадрате… Поле, лес — ничего особенного, сделала свое заключение: никаких позиций не наблюдается. Ладно, я успел ознакомиться с ее результатами, прежде чем документацию в штаб фронта отдать. Смотрю, на снимке среди травы едва просматривается линия. Пригляделся как следует, так и есть — очертание траншеи. А внешне — обычная линия посреди поля. Весь фокус в том, что кусок материи с маскировочной сетки сорвало — может, ветром, может, ударной волной, непонятно как, — вот через нее кусок траншеи и просматривался. И таких примеров я могу привести множество. А бывает и наоборот. Вот буквально вчера случилось… В девяносто шестом квадрате авиационная разведка обнаружила немецкие артиллерийские позиции и небольшой аэродром. Отбомбились как следует, буквально все с землей сровняли. А сегодня выяснилось, что там ложные позиции оборудованы. Бомбили фанерные домики с картонными самолетами. Вот так бывает в нашем деле.
— Все это очень интересно, я прекрасно понимаю сложности вашей работы, — согласился Тимофей, — но меня интересует именно семьдесят первый квадрат.
Майор Артемьев успокоился окончательно. Прежняя нервозность прошла, перед Романцевым снова сидел уверенный в себе офицер, эдакий баловень судьбы, глядя на которого хотелось верить, что впереди его ожидает блестящая военная карьера. Не каждый в его возрасте получает столь внушительное хозяйство.
И вновь Романцев поймал себя на том, что не следует к человеку относиться предвзято и поддаваться неприязни. Видно невооруженным глазом, что парень — доблестный служака, любит и знает свое дело, очень за него болеет.
А то, что у него надраенные сапоги и белоснежные манжеты, так это не должно ставиться ему в укор. Наоборот, тем самым он показывает личному составу, как должен выглядеть офицер.
Тимофей заставил себя улыбнуться:
— Я не прощаюсь, встретимся через три часа.
По скрипящим доскам нового пола они вышли из штаба. Через маскировочную сетку, закрывавшую часть взлетного поля, пробивалось солнце. Рассеиваясь, оно освещало вытоптанную сапогами траву. На небе лишь белесые облака: гонимые легким ветерком, они то соединялись в замысловатые фигуры, а то вдруг расходились и постепенно растворялись в далекой синеве.
Самолеты, прикрытые брезентами, стояли в разных местах аэродрома и среди подсушенной солнцем колючей стерни выглядели совершенно незаметными.
Конечно, сейчас немецких самолетов было немного, все же не сорок первый год, когда из-за их крыльев с крестами невозможно было рассмотреть небо. Но все-таки осторожность не помешает. Один невесть откуда прилетевший «Юнкерс» может натворить тут немало бед.
— Что сейчас? — спросил капитан Сухарев, располагаясь за рулем «ГАЗ-64».
— Едем в штаб дивизии, у меня письмо к полковнику Волостнову. И наклей на стекло пропуск! Чего нам перед каждым КПП останавливаться.
— Сделаю, — пообещал Сухарев.
* * *
Начальник штаба дивизии полковник Волостнов оказался на месте. Принял капитана Романцева радушно, как доброго старого знакомого.
— Располагайся, Тимофей. Ничего, что я к тебе так по-простому?
— Принимается, — улыбнулся Романцев. — У меня к вам от Георгия Валентиновича письмо. — Вытащив из планшета конверт, он передал его Волостнову. — А еще он просил передать на словах, чтобы не забывали его и непременно к нему заглядывали, как будете в Москве. Он будет очень рад.
Распечатав конверт, полковник Волостнов вытащил фотографию.
— О-о, Туркестанский фронт! — На фотографии красовался бравый красноармеец. — Вот этот боец и есть полковник Утехин. Сколько времени прошло, а как будто вчера… Даже не верится, что мы были такими молодыми. Порой вспоминаю то время и думаю: мы ли это были вообще? С нами ли все это происходило? А потом понимаю, что все это — реальность. И другого пути у нас тогда просто не было. Вот так мы и жили… Время было такое, шестнадцатилетние пацаны полками командовали. И совсем не потому, что они были такие даровитые, а оттого, что в командиры ставить было некого. Большая часть командиров на той стороне была, на белой… Иногда удивляюсь, каким таким чудом нам белых в Гражданскую удалось разбить? На их стороне Антанта, помощь всего империализма, а мы в полнейшем одиночестве! Я человек неверующий, но Провидение нам все-таки помогало, в этом я уверен… Вот сейчас то же самое: вся Европа против нас воюет, немцы уже к Москве подошли, а потом вон как обернулось…
— Теперь мы уже к Берлину подходим.
— Все так… Ладно, иди к себе. Располагайся! Твой дом рядом со штабом. Хатка прибранная, чистая, думаю, понравится. Вот по этой улице, прямо и налево. — Волостнов подошел к окну. — Вон он — второй справа будет. Видишь?
— Так точно!
— Хозяйка русский знает, так что освоишься быстро.
