— Готов, капитан?
Романцев обратил внимание, что на лобовом стекле автомобиля наклеен пропуск «Проезд всюду». Так будет поудобнее.
Открыв переднюю дверцу, Тимофей плюхнулся на кожаное сиденье:
— Поехали!
Машина, пыхнув темным облаком, тронулась. Коротко посигналив, Сухарев потеснил на обочину двух солдат, топавших в жилой барак.
— Как тебе показался этот майор Артемьев? — просил Романцев.
— А никак! Чего-то он недоговаривает, — отвечал Сухарев. — Есть в нем что-то скользкое.
— Вот и мне то же самое подумалось. Уверен, он мог бы дать нам эти аэрофотоснимки сразу, однако по какой-то причине отложил дело на три часа. Это тоже мне не нравится… По поводу его искренности у меня очень серьезные сомнения.
— Все так.
— Нет времени ждать, когда он скажет правду. Если опять начнет юлить, придется действовать силой. Ты готов?
— Вполне.
Подъехали к штабу дивизиона авиационной разведки. Заглушив двигатель, уверенным шагом зашагали к зданию, у дверей которого стоял все тот же дневальный.
— Майор Артемьев у себя? — спросил Романцев.
— Никак нет.
— А где он? — Романцев невольно задержался у входа.
— Ушел часа три назад.
— Вот как… Неожиданно. Куда же?
— Не могу знать, товарищ капитан. Сказал, что отлучается не более чем на полтора часа.
— Прошло уже три, ты говоришь, — Тимофей взглянул на циферблат наручных часов, — а его все нет. Где он может быть?
— Может, в штаб полка поехал или в штаб дивизии. Может, где-то в батальонах сидит, — уныло протянул боец.
— Что ж, придется обождать его здесь. Открой кабинет капитана!
— В отсутствие командира дивизиона я не могу открывать его кабинет, — запротестовал дневальный.
Тимофей вытащил удостоверение сотрудника военной контрразведки Смерш.
— Проходите.
Все вместе вошли в штаб. Дневальный открыл кабинет Артемьева. На столе майора — ни одной бумаги. В углу громоздкий старинный сейф. Наверняка аэрофотоснимки хранятся именно в нем.
— Что стоим, разведка?
— А что? — удивленно отозвался Сухарев.
— Нужно звонить в штаб полка или куда там еще, где может быть этот Артемьев.
Утвердительно кивнув, Сухарев взял трубку телефона, набрал короткий номер и, дождавшись ответа, спросил:
— Штаб полка? Это капитан Сухарев. Майор Артемьев у вас?.. Ничего особенного, просто нужно уточнить кое-что… Поищем в штабе дивизии. — Быстро набрал следующий номер: — Капитан Сухарев. Майор Артемьев у вас? Да, нужен по срочному делу. Как появится, пусть позвонит в штаб дивизиона авиационной разведки, мы его там дожидаемся. — Положив трубку, посмотрел на задумавшего Романцева и обескураженно произнес: — Там его тоже нет.
— Не нравится мне все это… Звони везде, где он может появиться! Нужно поговорить с ним немедленно!
— Где же он может быть? Попробую на склады, где он химикаты получает. Он там часто бывает.
Глава 10
Спрессованное время
На войне время невероятным образом спрессовывается. А все потому, что каждый понимает: завтра может и не наступить! Поэтому и вражда — короткая и сильная, и любовь — скорая, незатейливая, впопыхах. В мирной жизни на ухаживания уходит не одна неделя, зато на фронте, чтобы растопить девичье сердце, достаточно порой одной улыбки или букета полевых цветов.
Иван Косарь был призван в армию в сорок первом году, за два месяца до начала войны, так и не успев по-настоящему налюбиться. Единственное, что ему перепало, так это потискаться на сеновале с бедовой соседкой Настюхой, оказавшей ему нешуточное сопротивление. Промучившись с ней целую ночь, он хотел было с ней расстаться, но молодая женщина, видно пожалев парня, уходящего в армию, попридержала его за руку:
— Утомил ты меня, быть по-твоему! — и задрала платье, обнажая крепкие белые бедра. — Только давай быстрее, сейчас батяня придет.
Не то он подустал, не то сказалось нервное перенапряжение, а может, оттого, что слишком желал этого, но все закончилось до обидного быстро. Одернув платье, Настя поморщилась:
— Я, конечно, предупреждала, чтобы быстро, но не так же…
Недолгие отношения с Настей Иван вспоминать не любил, воспринимая их как невзрачный эпизод своей любовной биографии.
Во время срочной службы было не до любви, а потом началась война, долгое отступление, бои в окружении. Иван чудом избежал плена и не однажды мог просто сгинуть в безвестности.
Именно в то тяжелое время ему перепала горячая любовь от белокурой девчонки, которой едва исполнилось восемнадцать лет. Усталые, обессиленные, грязные, успевшие натерпеться страха, Иван с двумя красноармейцами попросился на постой в один зажиточный двор, в котором проживал кряжистый старик со своей внучкой Варей.
Угостив бойцов молоком и сыром, хозяин разрешил им расположиться в горнице. Ночь, проведенная в тишине и покое, позволила на какое-то время позабыть о войне.
Самое удивительное произошло с Иваном на вторые сутки. Проснулся он оттого, что у самого лица ощутил чье-то горячее дыхание. Открыв глаза, разглядел в полумраке юное девичье лицо. Это была внучка хозяина. Не стесняясь наготы, девушка жалась к нему молодым сдобным телом. В какой-то момент, не сознавая толком, что происходит, Иван попытался отстраниться от девушки, но Варя крепко обхватила его за шею и прошептала:
— Не нужно, Ваня, останься со мной.
Иван посмотрел в угол комнаты, где на разостланных матрасах крепко спали его товарищи. Никто из них даже не пошевелился — бойцы отсыпались за все прошедшие недели, проведенные без сна и отдыха.
— Почему ты это делаешь? Я ведь завтра ухожу. Возможно, мы никогда больше не увидимся.
— Именно поэтому. Тебя могут убить, и мы никогда не увидимся. Обними меня крепко-крепко, так, чтобы косточки захрустели!
Иван прижал девушку к себе. Поначалу робко, потом все сильнее, пока она не стала его, до самой последней частички нагого, еще не испытавшего любви молодого тела. Варя бережно расцепила его объятия только ранним утром и тихо ушла под безмятежное сопение бойцов.
Красноармейцы поднялись рано, быстро оделись. Варя, приготовив завтрак, позвала их за стол. Ни взглядом, ни словом она не напомнила Ивану о том, что произошло этой ночью. Уже прощаясь, Иван несмело чмокнул девушку в щеку, понимая, что встретиться им больше не суждено. Товарищи, проявляя деликатность, стояли в стороне, терпеливо ждали, пока будут сказаны последние и, быть может, самые главные слова в жизни Ивана и Вари.
Иван подбирал подходящие обещания, пытался задавить подступившую к горлу тоску. Потом, крепко обняв ее за плечи, произнес:
