— Узнать бы, что за люди подошли к реке, — высказался в задумчивости майор Груздев.
Вытащив из планшета блокнот, Тимофей быстро, не упуская деталей, нарисовал берег реки, склон, по которому волокли тело. Пометил предполагаемое место преступления.
— Убийца был не только здоровенный, но и очень высокий. Выше убитого не меньше чем на полголовы, — высказался Романцев.
— Откуда такая уверенность? — удивился Груздев.
— А ты обратил внимание, откуда вышла пуля?
— Не заметил, — честно признался майор.
— Пуля вошла на два сантиметра выше правого уха, а вышла на сантиметр ниже левого.
— А ты глазастый, капитан, — уважительно протянул следователь.
— Работа у меня такая, товарищ майор. В нашем деле мелочей не бывает.
— А есть предположение, кто его мог убить?
— Есть несколько версий, — призадумавшись, ответил Романцев. — Это мог быть обычный конфликт, в результате которого Артемьева застрелили, а дело решили представить как самоубийство. На войне такое тоже случается, хотя лично я в эту версию не очень верю.
— А может, диверсанты? — несмело предположил майор Груздев.
— Исключается, — уверенно ответил капитан Романцев. — Майор Артемьев знал этого человека. Видишь, сколько следов на берегу понатоптано. Беседовали они долго и встретились специально для этого разговора.
Тимофей посмотрел на реку — спокойная, неторопливая, заросшая по берегам высокой травой. В такой воде в изобилии водятся караси. Посидеть бы здесь с удочкой, помечтать.
— И что за разговор мог быть между ними?
Вдруг по водяной глади сильно шибануло. Так бывает, когда щука гонится за добычей и на полной скорости выскакивает на поверхность, ударяя хвостом по воде. К глинистым берегам стали расходиться широкие ровные круги.
— Разговор, за который его убили… Во время нашей беседы Артемьев все время нервничал, покрывался испариной. Если человек ни в чем не замешан, он так себя не ведет. У меня создалось впечатление, что он чувствовал за собой какую-то вину. Возможно, захотел встретиться с человеком, из-за которого пострадал. Может, даже угрожал ему, а тот избавился от него, как от ненужного свидетеля.
— Почему же в таком случае майор Артемьев не пошел в военную прокуратуру или не обратился в военную контрразведку?
— Мы не знаем всех деталей дела… На этот вопрос мог бы ответить только сам майор Артемьев. Но убийца, он же предатель, должен находиться где-то рядом.
— Думаешь, он в штабе дивизиона авиационной разведки?
Поднялись по крутому склону к самому лесу. Отсюда река выглядела еще более живописно. Всмотревшись в даль, Тимофей увидел, что она огибает огромный гранитный утес, торчащий посреди равнины, у подножья которого заболоченная пойма, а выше по течению — песчаный узкий мысок. Капитан разглядел небольшой рыболовецкий домик, невесть как уцелевший в лихую годину.
Романцев внимательно посмотрел на майора Груздева:
— Ты в курсе, что в штабе авиационной разведки и раньше не все было в порядке?
— Слышал, случались какие-то накладки. Мы их разбирали в военной прокуратуре… Однажды, помню, летчики не в том районе отбомбились. Решили, что они просто ошиблись районом — ночью тяжело ориентироваться. В другой раз наши зенитки по пустому квадрату стреляли. Впоследствии узнали, что немцы провели передислокацию и вовремя покинули этот квадрат. Думали на обычное разгильдяйство. Даже наказали кого-то. А оно вон что выходит — предательство!
— Скоро наступление, вот немцы и активизировались. Нужно будет действовать осторожнее. То, что мы здесь выяснили, пока должно оставаться в строжайшей тайне. Не исключаю, что предатель может быть в штабе дивизии. — Романцев посмотрел на часы. — Давай встретимся в штабе дивизии часов в шесть.
— Договорились, — согласился майор Груздев.
* * *
Расставшись с Груздевым, Тимофей решил навестить старшину Щербака. В гарнизонной тюрьме его не оказалось, выяснилось, что вместе с другими арестантами старшину отправили на рытье окопов.
Романцев выехал на место. Показав удостоверение сотрудника военной контрразведки караульному, капитан спросил разрешения переговорить со старшиной Щербаком. Воткнув лопату в землю, Богдан подошел к Тимофею:
— Здравия желаю, товарищ капитан!
— Здравствуй, Богдан, — протянул руку Романцев. — Видишь, по твоей просьбе я здесь.
— Извините, товарищ капитан, что так получилось. Просто у меня не было другого выхода.
— Ты правильно сделал. Я уже ознакомился с делом, побывал в дивизионе авиационной разведки, сейчас мы проводим серьезные следственные мероприятия. Действительно, в этом деле очень много странного. Попытаемся выяснить, что там происходит… Сам-то как?
— Несправедливо вышло… Мне даже не за себя обидно, а за ребят… Ведь погибли, а их добрым словом даже не вспомнили… А тут еще и меня в трусости обвиняют.
— Этот майор — тот еще гусь. Но ударил ты его, конечно, зря. Постараюсь тебе помочь, сделаю все, что в моих силах.
— Спасибо, товарищ капитан, — растроганно произнес Щербак на прощание.
Вернувшись в штаб полка, Романцев узнал, что близ реки в момент предполагаемого убийства нес службу пеший военный патруль. Услышав одиночный выстрел, они осмотрели берег с двух сторон, но ничего подозрительного не обнаружили, о чем и сообщили в своем рапорте.
Оставшись один, Тимофей вновь взялся за незаконченное письмо. Хотелось быть с Зоей искренним до конца. Понимал, что тем самым он причинит ей боль, но переубедить себя в обратном не мог. Пусть сама решит, как им быть дальше: остаться вместе или расстаться.
Вертя в пальцах карандаш, Романцев некоторое время смотрел на чистый лист бумаги, расчерченный в линейку. Мысль ускользала. Рана от потери Татьяны была свежей — саднила и кровоточила. Да что уж там лукавить — не давала ему жить! Единственное, что его могло хоть как-то успокоить, — это возможность облегчить душу через письмо Зое.
«…Татьяна была со мной доброй и очень нежной. Столько душевной теплоты я не получал никогда. Когда мы были вместе, мне даже казалось, как я мог жить все это время без такой женщины? А потом ее не стало, она погибла… Меня угнетает то, что я не смог защитить ее. Поэтому у меня на сердце горько и тяжело.
Провидение мне подарило женщину, о которой я мечтал, жестокий случай отнял у меня ее. Вместе мы провели немного времени, но этого было достаточно, чтобы понять, что мы составляли с ней единое целое. Я помню каждое мгновение, проведенное с ней. Мне снятся ее нежные руки, я ощущаю ее крепкие объятия, нам никогда не было тесно на ее узкой постели. Я не позабыл ее взгляд, ее мягкие и нежные губы сводили меня с ума…»
В комнату вошел капитан Сухарев и, присев за стол, за которым сидел Тимофей, сообщил:
