Большинство шпионов удалось обезвредить, но оставалось еще немало таких, кто сумел внедриться в штабы и на руководящие должности; они законсервировались и ждали подходящей возможности, чтобы нанести Красной Армии ощутимый вред.
Выпускников разведывательно-диверсионной школы Абверштелле «Краков» капитан Романцев встречал во многих местах: они составляли костяк организации украинских националистов, среди них встречалось немало «мельниковцев»; служили они и в соединении «Бранденбург-800», их перебрасывали в глубь России осуществлять диверсии на особо важных промышленных предприятиях. На его памяти было несколько случаев, когда глубоко законспирированные агенты работали в органах власти и в армейских штабах, и это стоило Красной Армии многих тысяч человеческих жизней.
— Заверни рукав на левой руке, — неожиданно потребовал Романцев.
— Зачем? — с удивлением спросил Кондрашов.
Тимофей расстегнул кобуру и извлек из него «ТТ».
— Покажи руку!
Значительная часть выпускников разведывательно-диверсионной школы при Абверштелле «Краков» была определена в специальный батальон «Нахтигаль» (в переводе с немецкого означает «Соловей») и действовала в составе диверсионного подразделения «Бранденбург-800». Еще в феврале сорок первого года по личному распоряжению вице-адмирала Канариса выпускники школы были переброшены на территорию Украины для совершения диверсий. После начала войны некоторым из них удалось внедриться в сводные отступающие отряды Красной Армии и после прохождения проверки занять руководящие посты.
Диверсанты из специального подразделения «Нахтигаль» накалывали на левом предплечье соловья, сидящего на ветке. Именно по этой незатейливой наколке Тимофею удалось выявить несколько диверсантов.
— Не понимаю! — в сердцах воскликнул Кондрашов и, расстегнув пуговицу, принялся закатывать рукав.
Аккуратно и неспешно Кондрашов оголял предплечье, показывая участки белой кожи. У самого сгиба показались две большие темные родинки. А дальше… ничего. Вот и доверяй после этого интуиции.
Романцев зло сунул пистолет обратно в кобуру.
— Можно свернуть рукав? — спросил Кондрашов. — А то как-то не по уставу получается… Вы что искали-то, товарищ капитан? — с сочувствием поинтересовался сержант. — Может, я могу помочь?
— Не поможешь, занимайся, — буркнул Романцев и вышел из комнаты.
Настроение было — дрянь. Парня хорошего обидел и сам завелся практически на пустом месте. Поаккуратнее следует быть с людьми, все-таки не лес рубишь!
* * *
Тимофей вернулся в штаб полка с твердым намерением дописать письмо Зое. В кабинете он был один, самое время, чтобы все обдумать, подыскать правильные слова. Зоя должна понять.
Вытащив недописанное письмо, он еще раз перечитал его. В какой-то момент хотел внести правки, зачеркнуть, по его мнению, неправильные слова, но потом решил ничего не менять. Пусть все останется так, как есть.
Еще некоторое время Тимофей вертел в руках остро заточенный синий карандаш, подбирая нужные слова, после чего продолжил:
«Зоя, я никогда не думал, что могу полюбить кого-то еще, кроме тебя. Но это произошло. Ты вправе спросить меня, как это случилось, если я тебе клялся в вечной любви. Но у меня не будет ответа на твой вопрос. Может, потому, что любовь не живет вечно. Как-то все это очень сложно объяснять… Все это время я думал о тебе, но хотел быть рядом с Татьяной. Ее уже нет в живых, но я до сих пор слышу ее мягкий голос, мои пальцы еще помнят тепло ее нежной кожи. Я не позабыл ни одного слова из нашего с ней разговора. В последнее время мы как-то с тобой отдалились, в наших отношениях возникла какая-то недоговоренность, и я бы хотел…»
— Товарищ капитан, — в кабинет вошел майор Груздев, — не помешал?
— Ничего, проходи…
— Что-нибудь выяснилось?
— Дешифровщика проверил. За ним ничего нет. Дело свое знает, работает хорошо. Нареканий к нему со стороны начальства не имеется. А с курьером что?
— Ему сейчас пакет передадут в штабе дивизиона авиационной разведки. Он должен будет доставить его в штаб полка, а мы проследим за ним.
— До расположения полка недалеко, километра два с половиной, он может нас заметить, — засомневался Романцев.
— Не заметит, — энергично заверил следователь. — Сейчас как раз перегруппировка идет. На дороге оживленно: техника, колонны солдат, гражданские повозки… Затеряемся среди них — не заметит.
— Хорошо, решили.
— Я двух автоматчиков с собой взял, они там у штаба дожидаются. Кто знает, как там с этим курьером может обернуться.
— Разумно. Пара автоматов нам не помешает.
Романцев уложил письмо в полевую сумку и вышел вслед за Груздевым.
Добрались до дивизиона авиационной разведки. В тени широких лип, не привлекая к себе внимание, стояли два автоматчика.
— Откуда вы? — спросил Романцев.
— Из взвода разведки, — ответил крупный, едва ли не на голову выше Тимофея боец.
— Годится.
Вскоре из штаба вышел старший сержант Белоус и, держа в правой руке небольшой кожаный чемоданчик, зашагал в сторону главной дороги. Пропустив его вперед на значительное расстояние, Тимофей с Груздевым двинулись следом.
К передовому рубежу направлялись боевые части. Хорошо укомплектованные, ладные, на лицах юношеский задор. Скоро это пройдет. Для одного достаточно будет полежать под артобстрелом, другого отрезвит первая же атака.
Тягачи, надрывно лязгая гусеницами, тащили тяжелые гаубицы. На обочине деловито урчали четыре танка «Т-34». Несмотря на латанную в нескольких местах броню, выглядели они очень грозно.
Среди пеших солдатских колонн, следовавших непрерывно, встречались гражданские, в основном женщины с детьми и старики — волочили на себе нехитрый скарб. В общей массе встречались и мужики, уже покалеченные войной. Помогали, чем могли: без руки — тащили поклажу на плече; без ноги — расторопно перебирали костылями, стараясь не отстать от своих.
А навстречу, с фронта, ковыляли потрепанные в боях передовые части. Замыкающими шли раненые, с перевязанными конечностями, в разодранных гимнастерках, с потухшим взором. Брели уныло, не в ногу. Их никто не торопил, колонны, шедшие навстречу, почтительно сторонились.
Неожиданно со смежной дороги в сопровождении четырех автоматчиков на главную дорогу вышла длинная колонна немцев. Глаза раненых красноармейцев, еще минуту назад полные безразличия, вдруг полыхнули праведным гневом. От неровного строя вдруг отделился худой с густой щетиной старший лейтенант артиллерии и, выхватив пистолет, двинулся прямо на пленных.
Раздался глухой выстрел. Первая пуля пролетела над головами немцев, заставив их невольно сжаться от страха. Второй выстрел был прицельный — раскаленный кусок свинца сбил с долговязого ушастого капитана пилотку.
