Трудно подобрать более удобный наблюдательный пункт, чем этот дом. Приоткрыл занавесочку, и пожалуйста — считай проходящие машины.
— Сюда записывала? — спросил Романцев.
— Да, — тихо произнесла связистка.
— Вставай — и на выход! Мы с тобой еще поговорим, разговор не закончен.
Вышли на улицу, прямо под грохот проходящих самоходно-артиллерийских установок класса штурмовых орудий.
— Так куда мы ее? — спросил майор.
— Пусть посидит в гарнизонной тюрьме. А там решим.
Военная комендатура располагалась недалеко, в трехстах метрах по главной улице, так что прошли быстро. У входа стоял часовой с карабином. Поинтересовавшись, на месте ли военный комендант, и получив ответ, что присутствует только дежурный по военной комендатуре, Романцев с Груздевым прошли внутрь.
Комендатура была организована скоро и ненадолго. Все жили в ожидании предстоящего наступления. Но внутри был должный порядок, служба шла исправно. Двери пронумерованы, указаны фамилии и звания начальников структурных подразделений; у некоторых дверей выстроились очереди из военных и гражданских. Несмотря на предстоящее наступление, гарнизонная жизнь не замирала ни на секунду, текла в установленном порядке, определенном военным временем.
Навстречу Романцеву вышел офицер с широкой красной повязкой на правой руке. Правильные и тонкие черты лица его сложились в строгое выражение. Посмотрев сначала на автоматчиков, потом на задержанных, он перевел взгляд на Тимофея, ожидая объяснений.
— Капитан Романцев, — представился Тимофей, привычно приложив руку к виску, — старший оперуполномоченный военной контрразведки Смерш. Это немецкие шпионы, — показал он на арестованных. — Распорядитесь поместить их под стражу в гарнизонную тюрьму.
— Начальник гауптвахты подчиняется военному коменданту, я не имею права…
— Кажется, вы не понимаете, товарищ капитан, в чем дело, — строго произнес майор Груздев. — Эта троица — немецкие шпионы, не можем же мы их держать на улице. Или вы хотите объясняться в военной прокуратуре?
— Я вас понял… Патруль! — позвал дежурный. — Отвести задержанных на гарнизонную гауптвахту.
Стоявшие у дверей просители почтительно расступились, давая возможность патрулю и арестованным пройти по коридору. Когда за ними закрылась дверь, Романцев спросил:
— Помощник коменданта Ларионов у себя?
— Здесь, — кивнул дежурный. — А в чем дело?
— Отведите меня к нему.
— Пойдемте. В конце коридора предпоследняя дверь налево.
Уверенно, как поступает только человек, наделенный немалыми полномочиями, Романцев распахнул дверь и прошел в комнату.
— Товарищ майор, тут к вам офицеры из военной прокуратуры и военной контрразведки, — сказал из-за его спины дежурный.
Тимофей увидел плотного майора лет сорока пяти, расположившегося за небольшим столом. На груди — два ордена Красного Знамени. Один заметно потускневший, с небольшими трещинами на эмали, старый, видно полученный еще в Гражданскую, а второй совсем новенький.
— Чем могу вам помочь, товарищи офицеры? — приподнялся из-за стола помощник военного коменданта гарнизона, рассматривая вошедших.
— Капитан Романцев, военная контрразведка Смерш, — представился Тимофей, пытаясь отыскать в лице капитана Ларионова нечто похожее на оторопь. Но его встретил внимательный понимающий взгляд. Если в нем что-то и было, так только любопытство и желание помочь. Разберемся! — Данными мне полномочиями вы задержаны на двенадцать часов до выяснения обстоятельств выдачи неправомерных справок для возможного нахождения в прифронтовой зоне, а также по подозрению в связях с немецкой военной разведкой!
— Что?! — невольно отшатнулся Ларионов.
— Сдать оружие! И прошу без глупостей, автоматчики не промахнутся.
Лицо помощника коменданта побелело, он заметно сник, затем вытащил из кобуры новехонький «вальтер» и положил его на стол.
— Уведите арестованного. Держите его в отдельной камере, — распорядился Романцев, забирая лежавший на столе пистолет.
— Что мне теперь делать? — уныло спросил дежурный, посмотрев на Романцева.
— Занимайтесь своими непосредственными обязанностями… Поддерживайте дисциплину и порядок на территории, смотрите за несением комендантской службы. Следите за оружием, мало ли чего… Сообщите о случившемся коменданту, как того требует Устав комендантской гарнизонной и караульной служб. Еще что-то подсказать?
— Никак нет, товарищ капитан!
— Мы еще свяжемся с комендантом.
Неожиданно в кабинет вошел посыльный из штаба дивизии и уверенным шагом подошел к Романцеву:
— Товарищ капитан, разрешите обратиться!
— Что у вас?
— Вам срочный пакет! Просили отыскать вас и передать лично в руки.
Пакет с грифом «Совершенно секретно», запечатанный сургучовой печатью, прибыл из Москвы от начальника Третьего отдела ГУКР Смерш НКО СССР полковника Утехина. Необходимые данные можно было отправить и телеграммой по ВЧ, но полковник Утехин посчитал, что так будет вернее.
— Где здесь можно присесть?
— Можете располагаться в этом кабинете, — ответил дежурный капитан и вышел в коридор.
Надорвав конверт, Романцев вытащил несколько листков. Это был протокол допроса бандеровца Феодосия Павлюка, участвовавшего в нападении на командующего Первым Украинским фронтом генерала армии Ватутина.
Тимофей принялся внимательно читать, опасаясь пропустить что-то важное, кожей ощущая, что где-то здесь, между строк, прячется разгадка.
«— Мы ждали сигнала о подходе автомобильной колонны, а когда прибыл курьер и сообщил, что через минут сорок подъедет Ватутин, залегли в засаду.
— Значит, в штабе Ватутина служил ваш человек?
— Может, в его штабе, а может, в штабе Тринадцатой армии, кто ж его знает?
— Как его зовут?
— Не знаю.
— А как он выглядит?
— Помню, что высокий был… Крепкий… Особенно не запомнил, я его видел только один раз и то мельком, когда куренной вместе с другими хлопцами взял меня к нему на встречу.
— С какой целью брал?
— Сопроводить надо было. Мало ли чего.
— Может, приметы его какие-то помнишь?
— Так откуда же! Ночью же было. Ни лица, ни примет не помню… Хотя нет, помню одну примету. Он у нас огоньку попросил, курить захотел. Я зажигалкой чиркнул и, когда он стал прикуривать, увидел у него на левом запястье трофейные часы с широким ремешком, а из-под них шрам широкий уголком выходит, как будто бы он наколку сводил. Он его ремешком от часов прикрывал, сразу-то и незаметно.
— Какая на запястье должна быть наколка?
