– Мне нужно было размять мышцы, – говорю.
– Прямо как Элизабет Беннет, – говорит Беас. Она стянула волосы в узел, а челку уложила волной, так, что та касается бровей. Они стоят и хлопают мне, когда я ставлю сумку на траву.
– Перестаньте, – смеюсь, отмахиваясь от них.
Джордж скатывает в рулон газету и засовывает одну из статей Дейзи о турнире между кусками растопки.
– Джордж, я видела, как ты пытался помириться с Марго сегодня, – замечает Беас, заостряя палку швейцарским армейским ножом. – Смог зарыть топор войны?
– Вряд ли. Я почти уверен, что она до сих пор хочет зарезать меня, – говорит Джордж, засовывая в костер еще один тугой шарик из газеты.
– Я вполне уверена: это не то, что она хочет с тобой сделать, – бубню я вполголоса.
– Что? – Беас разражается истерическим смехом. – Ты серьезно? Марго Темплтон нравится Джордж?
– Почти наверняка, – говорю, усаживаясь на пенек от старого дерева.
Челюсть Джорджа отваливается.
– Думаешь, Марго запала на меня?
Он стучит коробкой со спичками о ладонь, потом задумчиво добавляет:
– Она, вообще-то, типа милая, думаю…
Мы с Беас обмениваемся взглядами. Я подавляю безжалостный взрыв смеха.
– Так ты готов к Инновациям вариантов?
– Я хотел сделать варианты Музыки, очевидно же, но работа с доктором Клиффтоном исключила это. Поэтому у меня есть кое-что другое… – говорит он, поджигая спичкой бумагу, – ничем не примечательное.
Беас угрожающе замахивается на него палкой.
– Покажи нам, Макельрой.
Джордж наливает нам две чашки чая из термоса и расставляет несколько мешочков с вариантами у наших ног, прежде чем выбрать один и высыпать его на веточку мяты. Когда он опускает мяту в чай, она мгновенно шипит и трещит, словно столкнулись кубики льда, а кружки становятся холодными и покрываются инеем.
– Вуаля, – говорит он, – мятный холодный чай. Попробуйте.
Мы с Беас чокаемся кружками и отпиваем по глотку.
– М-м-м, – произношу я.
– Потрясающе, Джордж, – вторит мне Беас.
– Это, правда, всего лишь улучшенная версия льда, – говорит Джордж, пиная комья земли. – Но надеюсь сделать версию, которую может использовать человек, компаньона для вариантов Теплоты, чтобы остывать летом.
– Впечатляюще. Как ты это сделал? – спрашиваю.
– Корень мяты, – отвечает он.
– Корень мяты, – замечаю. Я стала повсюду носить с собой мой том Шекспира и вытаскиваю его из сумки. – Бьюсь об заклад, что найду его здесь.
– Правда, снова это? – спрашивает Джордж, а Беас проявляет свою преданность, ткнув его палкой в бок.
– Ай, – вскрикивает он, потирая рубашку. – Смотри не обманись. Я имею в виду: почему ты так застряла на этом Шекспире?
– Потому что она нашла все Исчезновения там… – говорит Беас с гордостью, – и все варианты, и связь с семью годами, хотя это в действительности нашла я. Но она могла бы и раньше рассказать тебе, если бы ты так быстро не заткнул ее в первый раз.
– Хорошо, хорошо, – говорит Джордж, кидая палку в разгорающееся пламя. – Так объясните мне. Вы правда нашли их все?
Я киваю, и они оба смотрят на меня выжидающе, устраиваясь на свои места. Пламя становится жарким и ярким, отбрасывая тени на их лица.
– Все началось с того, что я хотела взять что-то мамино, – говорю им, вспоминая свой последний день в Гарднере много месяцев назад. – И в конце концов взяла эту книгу.
Я открываю ее.
– Она всю ее исписала, – говорю, показывая им страницы. – Она планировала отправить ее кому-то, с кем выросла в Стерлинге. Я, вообще-то, нашла ее старое кольцо, спрятанное здесь… – Мои пальцы проскальзывают под заднюю обложку. В тот первый день я почувствовала только гладкую поверхность камня. Но там есть еще что-то, пропущенное мною ранее.
Рука нащупывает скраю маленький свернутый конверт.
Я достаю его.
– Давай продолжай. Так что это? – спрашивает Джордж. Но я не отвечаю ему. Вижу имя «Стивен Шоу» на месте отправителя, знакомый мне адрес в Гарднере написан на лицевой стороне конверта.
Руки чуть заметно дрожат, когда я открываю конверт. Внутри – два сложенных листа бумаги: написанное от руки письмо и страничка с наброском, старая и помятая.
Я смутно осознаю, что Беас и Джордж подходят и становятся у меня за плечом.
– Дорогая Виола, – начинается письмо, и я думаю: «Почему Виола?» – снова то же имя, которое мама использовала в письме к нему.
Уже прошло много времени с твоего последнего письма, и признаюсь: мне стало любопытно. Мы с Финеасом очень ждали твоего письма.
Ну, возможно, это вдохновит на ответ. У меня есть для тебя загадка, в память о старых временах. Я работал кое над чем, похожим на варианты, чем-то большим. Дам тебе подсказку, что это. Найди ее на страницах «нашей» пьесы:
«Что с тобой сделалось? <…> Глядя на прекрасное устройство твоих ног, я всегда думал, что ты родился под созвездием Бычка
[21]».
Я делаю паузу. Мама решила загадку. Рядом она написала: «Наша пьеса – «Двенадцатая ночь», пропущенная строка: «Разве нынешний свет таков, чтоб держать под спудом свои добродетели?
[22]»
И потом она написала: «Добродетели?»
Если пошлешь мне свой ответ, я скажу, правильно ли ты отгадала или нет. Может, ты могла бы отослать его мне вместе с обещанным кольцом. Финеас все больше волнуется из-за него по сентиментальным причинам. Оно очень сильно напоминает ему о нашей матери.
Ты должна знать, Джульет, что ему плохо.
Так что, пожалуйста, сдержи свое слово и отправь кольцо скорее. Или я могу приехать и забрать его сам, если так удобнее. Я мог бы встретиться с твоей семьей. Может, даже Финеас смог бы приехать и познакомиться со своими внуками. Хотя это может быть невозможно из-за его ухудшающегося состояния. Думаю, если он увидит Камень, это поднимет его дух.
Я очень хотел бы оставить прошлое позади. Отправка кольца очень поможет. Пожалуйста, напиши, как только сможешь.
Твой Себастьян
Мои глаза перелетают к рисунку, который ужасно выцвел, словно находился у мамы долгое время.
На нем проставлена дата: 06.11.1923 – и нарисованы две птицы. Одна здоровая, ее крылья раскрыты на всю страницу, так широко, что она почти закрывает другую птицу. Наполовину скрытая птичка съежилась и выглядит больной и чахлой.
