Поезд прибыл на «Черную речку» как-то удивительно быстро.
– Выходим, – сказала я Саше, вставая. Он не реагировал.
– Помогите мне его поднять, пожалуйста, – попросила я какого-то осанистого мужика.
Тот аж шарахнулся, произнеся загадочную фразу:
– Девушка, у меня семья!
Невероятным усилием я выволокла Сашу за дверь и дотащила до эскалатора. Все время, пока мы поднимались, дежурная орала по громкой связи:
– Сидеть на ступеньках запрещено! Девочка, немедленно встань!
Наконец эта пытка закончилась. На улице чистый воздух слегка оживил Сашу – из его глаз исчезла эта пугающая мутная пелена, он перестал опираться на мое плечо и пошел самостоятельно. Я перевела дух и тут же обнаружила, что погубила свое выпускное платье. Кремовый атлас покрывали пятна крови и бурые разводы, тщательно уложенная прическа сбилась набок… Ладно, истерика потом. Что значит платье, когда человек истекает кровью? Главное сейчас – оказать медицинскую помощь.
– Я поеду уже, ок? – хрипло сказал Саша. – Чего тут, до дома близко…
– Даже не думай! Мы уже почти приехали, – и видя, что он решительно берет курс на трамвайную остановку, я интуитивно добавила:
– Давай, хоть умоешься, а то еще в милицию заберут.
Этот аргумент подействовал.
Дверь открыла мама.
– Гелечка, ты что-то забыла? А…
Я ворвалась в квартиру, таща за собой Сашу, деловитая и решительная, как врач скорой помощи.
– Так, мам – со мной Саша Хольгер, он ранен в живот, и ему надо срочно помочь. Где аптечка, скорее! Перекись, вата, бинты!
– На кухне, – пролепетала мама, смотря на Сашу с таким неприкрытым ужасом, как будто я притащила домой не сына ее школьной подруги, а подстреленного ваххабита.
– Доставай все необходимое, – скомандовала я. Проводив Сашу на кухню, я усадила его на табурет, стащила с него джинсовую куртку и обрывки футболки. Ну и вид у него был! Худой, в синяках, он упорно прижимал к животу окровавленное полотенце. Бледная мама принесла коробку с медикаментами.
– Убери ты эту тряпку, – я отняла полотенце и принялась вытирать кровь.
На бледной коже багровело четыре кровоточащих, почти параллельных разреза. Картина была узнаваемая – примерно так выглядят раны от кошачьих когтей. Только кот, оцарапавший Сашу, был, похоже, размером с тигра. Раны, хоть и страшные на вид, были неглубокими, так что Сашина слабость наступила скорее от потери крови.
– Это кто ж тебя так? – изумилась я.
– Что уставилась? – буркнул Саша. – Заклеивай давай.
– Геля, – раздался папин ледяной голос. – Иди-ка сюда.
Ничего не подозревая, я вышла в коридор, папа молча прошел мимо меня в кухню и закрыл за собой дверь. Несколько секунд с кухни доносились глухие голоса.
– Зачем ты его сюда привела? – зашипела на меня мама. – Ты головой думаешь или нет?!
– А в чем де…
Тут дверь кухни открылась, вышел папа, а за ним Саша. Он был в джинсовой куртке на голое тело, и опять прижимал к животу свое грязное полотенце. Проходя мимо меня, он тихо, безо всякой интонации сказал:
– Спасибо.
Папа довел его до двери, широко открыл ее и сказал ледяным голосом:
– До свидания.
Саша молча, не оглядываясь, шагнул в дверной проем. Папа вышел вслед за ним.
– …и никогда больше здесь не появляйся, – донеслось до меня с лестницы. – Если еще хоть раз…
Я с изумлением взглянула на маму.
– Чего это с папой?
Но ответить она мне не успела. С лестницы вернулся папа и сходу рявкнул:
– Как тебе не стыдно?
– Нет, как тебе не стыдно! – словно очнувшись, завопила я. – У него же рана, а ты его выгнал!
– Откуда он тут взялся?
– Я встретила его в метро, и подумала, что смогу ему помочь…
– Это была плохая идея, – отрезал папа. – На будущее, если тут еще раз появится этот парень, дверь не открывать!
Потом он со свирепым видом посмотрел на маму.
– А тебе я вообще удивляюсь – как ты могла его впустить!
Мама принялась сбивчиво оправдываться. Я была потрясена до глубины души. Добро бы я, допустим, действительно притащила с улицы какого-нибудь бандита, но ведь Сашу они знают с детства…
– Папа, что происходит? Это же Саша Хольгер!
– Не знаю никакого Сашу Хольгера, – прогремел папа. – И тебе приказываю это имя забыть, и больше никогда с ним не общаться.
Мое удивление сменилось возмущением. Он мне приказывает! Никогда мне родители ничего не приказывали. Впрочем, я особо им и не перечила. Но в этот миг я почувствовала, как во мне неожиданно возникло глубокое, окрыляющее ощущение своей правоты. Права я, а не они! Какое бы преступление не совершил Саша (а наверняка он сделал что-то чудовищное, из-за чего мои родители не хотят его больше знать), выгонять раненого человека на улицу нельзя!
Так я и заявила родителям, и кинулась к двери, чтобы догнать Сашу и вернуть его. Но папа захлопнул дверь перед моим носом и перегородил ее собой.
– Никуда ты не пойдешь.
– Пусти!
– Нет, – спокойно сказал папа.
– Ах так?!
Я буквально онемела от бешенства; потом ловко проскочила у папы под мышкой, пронеслась вниз по лестнице и выбежала во двор.
Саши уже не было. Я сбегала на остановку трамвая, обошла соседние дворы, прошлась до метро и обратно, но он как провалился. Тогда я вернулась к дому и минут десять бродила внизу в расстроенных чувствах, злясь на папу и думая, что мне делать дальше. Уйти из дома? А дальше жить где? У Рыжика? Он-то, ясное дело, будет счастлив, вот только что его родители на это скажут…
– Геля! – раздался сверху голос.
Я подняла глаза и увидела в раскрытом окне маму.
– На выпускной опаздываешь!
– Никуда я не пойду! Ну его к черту, этот выпускной!
– Папа уже не сердится! Он тебя отвезет!
– Отстаньте!
Мама скрылась в окне. Я даже удивилась – думала, будет меня уговаривать еще полчаса. Но через мгновение она вернулась и скинула вниз пакет с бальными туфлями.
– Хватит кривляться! Иди, пока все танцульки не пропустила! – услышала я ее голос, а затем стук закрывающегося окна.
Глава 8. Выпускной вечер. Прощальная речь Костика
Я приехала на Крестовский, опоздав часа на три. Официальная часть, даже если таковая имела место, давно закончилась. А также и возвышенно-романтическая – с концертом, алыми парусами и последним звонком. Теперь вечер находился в фазе непринужденного веселья, переходящего в разнузданную вечеринку. За столом собрался практически весь педсовет с почетными гостями и директором во главе. На выпускников учителя не обращали ни малейшего внимания. Они вовсю веселились – с громким хохотом, плясками и бессвязными тостами. Словом, подавали негативный пример.
