– Только одно тебя извиняет, – сказал я, остывая. – Только одно! Ты спустился в котлован первым.
Джеф ответил мне легким ироничным поклоном.
– Зато теперь мы точно знаем, – сказал он, – что по ночам котлован охраняется ужасным, зловещим трактором-убийцей…
– Не остроумно. И кстати, – (мне вспомнился Удельный парк), – откуда ты знаешь, что там не прячется еще парочка таких же бульдозеров? Или какая-нибудь иная строительная техника?
– Значит, надо искать другие способы попасть в домен, – невозмутимо ответил Джеф.
– Почему бы не попробовать самое простое – перебраться в Пятно днем, при свете? – язвительно спросила я. – Когда там пусто и нету бульдозеров?
– Днем – это хорошая идея. А если они вдруг появятся? Не хотелось бы тогда оказаться где-нибудь в середине котлована.
– А перелететь не пробовали? – неожиданно спросила Галушкина.
Я поглядела на нее с невольным уважением. Все-таки есть у нее что-то в голове…
– Не пробовал, – ответил Джеф, меряя взглядом котлован. – Но думаю, что получится…
Глава 13. Советы Антонины. Символ разрушения
Я потянула на себя тяжелую черную дверь, и меня окутали слабые, такие привычные и приятные запахи старой кладовки – именно так пахло в мастерской, где хозяйничала Антонина. На душе сразу стало легче, как будто я уже сгрузила часть моих проблем на тощие плечи своей любимой учительницы. В мастерской было пусто и чисто, как бывает только на каникулах, однако в каморке горела настольная лампа.
– Антонина Николаевна, вы здесь?
Я вошла в «предбанник» и заглянула внутрь каморки. Антонина была там, как мне и сообщили в учительской. Она сидела за столом и быстро писала, заполняя какую-то ведомость.
– Здравствуйте! – радостно заявила я, просачиваясь в каморку. – Можно к вам?
При виде меня Антонина поморщилась, словно от приступа зубной боли.
– А, Геля, – сухо сказала она. – Здравствуй. Ну, что тебе?
По ее тону я сразу поняла, что пришла не вовремя. Антонина была в своем наиболее отвратительном настроении. В таком состоянии она раздражается по любому пустяку и может наговорить такого, что потом ненавидишь и ее, и себя – за то, что молча выслушала. Наверно, имело смысл сразу уйти. Но вопрос был слишком важен.
– Антонина Николаевна, можно с вами поговорить? Мне нужен ваш совет… относительно практики.
Учительница посмотрела на часы, мгновение подумала:
– Ладно, заходи. Только быстро. У меня всего десять минут.
Я шмыгнула мимо нее в ближайший угол, где стояла единственная в комнате табуретка. На табуретке громоздилось пыльное чучело странной твари, пробудившее в моей душе ностальгию по первым годам обучения. Я осторожно сняла его и поставила на пол.
По дороге в мастерскую я собиралась спросить Антонину по поводу диплома, но передумала, чтобы не нарываться на очередную емкую характеристику своих умственных и творческих способностей. Диплом подождет.
Я вздохнула и кратко пересказала все, что произошло на первом практическом занятии в домене Джефа. За все это время Антонина на меня даже не взглянула, что-то поспешно дописывая. Я закончила рассказ и несколько минут молча смотрела в ее седеющую макушку. Она меня вообще слышала?
– Да, – раздался ее резкий голос. – Я поняла. Практика. И в чем проблема?
– Как в чем! – возмутилась я. – Нам дали такое опасное задание… А Джефу, по-моему, наплевать…
Антонина наконец соизволила отложить ручку и подняла голову. На меня она по-прежнему не смотрела.
– Дамиров такой человек – то, в чем нет его личной выгоды, его не интересует, – сказала она сварливо. – На мой взгляд, это самый отвратительный тип мастера реальности – человек, который творит ради денег.
– Да я его вообще не понимаю! Ух, если бы в моем домене завелась такая штука, как это Пятно, я бы в лепешку расшиблась, чтобы самому разобраться, и никому бы ничего не сказала, пока все не выяснила сама! А он… он…
В общем, хотелось мне сказать ей, что все это напоминает наши прошлогодние приключения, когда Джеф таскал меня в самые опасные места, чтобы прикрываться мной от охранных систем горящей библиотеки. Но ведь Антонине об этом не расскажешь. Она так и не узнала, что именно из-за меня пропал без вести ее обожаемый учитель Хохланд. И что я же косвенно была виновата в гибели известного мастера иллюзий Савицкого. Не говоря уж обо всем остальном.
– Не понимаю, – в голосе Антонины отчетливо прозвучало презрение. – Тебе что, задание кажется слишком сложным?
Я смутилась.
– Не знаю. Но оно кажется опасным…
– Разве это тебя когда-нибудь беспокоило?
– Нет, но Джеф… Я ему не доверяю. Нельзя ли попросить поменять задание… или хотя бы сменить куратора?
Антонина откинулась на стуле и вытащила сигареты.
– Ты хочешь попасть в Академию?
– Да-а…
– Практику придумали не мы с директором. Задания поступают непосредственно из Академии. Дамиров тоже не сам себя назначил твоим куратором. Тебя это обстоятельство не наводит ни на какие мысли?
Я задумалась.
– То есть, вы намекаете, что это проверка – кто им подходит, а кто нет? Типа, испытание?
– Очень точное слово, – удовлетворенно кивнула Антонина, закуривая.
– Я думала, вы мне что-нибудь посоветуете… – уныло сказала я.
– Мне фактически нечего добавить к тому, что я говорила на последнем пленэре. Но ты как всегда все прослушала. Геля, твое обучение закончено. А ты по инерции продолжаешь вести себя как школьница. Обычные правила – учитель дает задание, ты его выполняешь и получаешь оценку – больше не действуют.
– Но Джеф изображает из себя именно учителя. Причем плохого…
– Значит, ему так удобнее.
– То есть, вы намекаете, что Джеф ведет свою игру?
– Я ни на что не намекаю! – перебила меня Антонина. – Но слово «игра» мне нравится даже больше, чем «испытание». Геля, я вижу, ты сама все понимаешь.
– Нет! Ничего я не…
– Значит, поймешь позднее. Больше я ничем тебе помочь не могу. Это твое испытание, а не мое. Все, иди. Не видишь, у меня дела.
– Хорошенькое испытание, когда меня чуть не раздавили! – пробубнила я, боком выходя из каморки.
– До свидания, – донеслось мне в спину. – И дверь закрой поплотнее, тут сквозит.
Я возвращалась домой в подавленном настроении, недовольная и встревоженная. Разговор с Антониной меня ничуть не успокоил – скорее, наоборот. Интуиция подсказывала, что Антонина… не то, чтобы врет – она никогда не врет, – но недоговаривает. В ее словах не было искренности. И главное – никакого интереса к моим проблемам. Допустим, у нее свои беды – сын, все такое, – но я-то чем виновата?
