– Иду.
– Геля?
– Черт с вами, иду! Не оставаться же тут одной! Но поверьте моей интуиции – ничего хорошего нас там не ждет…
Интуиция меня не обманула. Но того, что мы увидели, выйдя из леса, не ожидал, пожалуй, никто из нас. Когда деревья поредели и расступились, перед нами открылся вид на Комендантский Аэродром – абсолютно такой же, как в реальности. Я могла бы поклясться, что это никакой не домен, а самый обычный городской район. Дома, новостройки, шум машин, люди, толкотня у метро… Но все это, как по линейке, было отрезано идеально прямым, гладким и пустым проспектом. Проспект, протянувшийся между парком и жилыми домами, напоминал взлетную полосу. Только вместо самолетов по ней неторопливо ездил Caterpillar D-9. Народ на той стороне не обращал на него никакого внимания, словно проспект вместе с бульдозером находился в каком-то ином пространстве.
Несколько минут мы сидели за кустами на опушке леса и следили, как Д-9 проезжал мимо нас, грохоча и лязгая гусеницами. Отъехал метров на сто, он развернулся и покатил в обратную сторону.
– Патрулирует, – прошептала я. – Откуда он здесь взялся?
Судя по растерянному лицу Джефа, его это интересовало не меньше, чем меня.
– Не понял, – бормотал он. – Здесь же его быть не должно…
– А я поняла, – шепотом сообщила я. – Похоже, мы немного не долетели.
– Ты намекаешь…
– Мы еще не в домене. Пятно Страха начинается вон там, на той стороне дороги.
– А что тогда здесь?!
– Ну… какой-то посторонний лес.
– Все-таки он своего добился. Не пустил нас внутрь, – сказала вдруг Галушкина, даже не понижая голоса.
– Что ты орешь на весь лес!? – рявкнул куратор. – Вообще замолчите, обе! Надо что-то делать! Нам надо как-то попасть на ту сторону! Может, дождаться, пока он отъедет подальше, и рвануть?
– Только после вас, – прошептала я себе под нос, чтобы не раздражать психанувшего Джефа. Шалят нервишки у куратора, шалят…
– Я б не стала, – серьезно ответила Галушкина, которая явно восприняла слова Джефа как руководство к действию. – Он, этот бульдозер, очень быстрый. И еще, гляньте, что у него на крыше. На пулемет похоже… О, смотрите – еще один едет!
Действительно, вдалеке показался второй «Катерпиллер».
– И куда нам теперь? – спросила я вслух.
– Черт его знает!
Джеф с каким-то тупым отчаянием смотрел на бульдозер. Он, видно, и сам понимал, что проскочить на авось больше не выйдет.
– А все ты со своим лесом! – пробурчал он в сторону Галушкиной, как будто сам же не хвалил ее пятнадцать минут назад.
– Извините, – покорно сказала она. – Я хотела как лучше.
Два «Д-9» ехали с разных сторон и быстро сближались.
Я вдруг подумала, что Джеф выглядит по-настоящему обескураженным – как будто раньше все шло по задуманному плану, и вдруг свернуло не туда. Даже захотелось его как-то подбодрить…
– Давай попробуем выйти с другой стороны, – предложила я, успокаивающим жестом похлопав его по руке. – Этот лес наверняка где-то наверняка кончается. Если он дублирует Удельный парк, то мы можем пройти его насквозь. Граница Пятна Страха перед нами – значит, там ее ведь нет?
– Ты не забыла, что это все-таки не Удельный парк? С той стороны может быть все, что угодно.
– А у нас есть выбор?
Джеф угрюмо молчал. Мимо прогрохотал первый бульдозер. Второй был уже метрах в пятидесяти. У меня промелькнула мысль – а как они будут разъезжаться на двухполосном шоссе? Места для обоих явно не хватит, кому-то придется сползать на обочину…
– Смотри! – крикнула мне вдруг Галушкина прямо в ухо, схватив за руку. – Они сейчас столкнутся!
Я пригляделась и поняла, что так оно и есть. Бульдозеры ехали по одной и то же полосе навстречу друг другу, и ни один даже не пытался сбавить скорость!
Забыв о своих проблемах, мы впились взглядами в «Д-9». Бульдозеры сошли с ума! Они явно собирались таранить друг друга! Двадцать метров… десять… пять… Ближайший «Катерпиллер» закрыл собой весь обзор, оба зловещих силуэта слились в один. Я стиснула руку Галушкиной, и мы не сговариваясь упали в траву.
Ничего не случилось. Ничего из того, что мы ожидали. Ни столкновения, ни грохота, ни взрыва. Бульдозеры даже не остановились, а так и продолжали свой путь. Теперь они удалялись друг от друга, оба целые невредимые.
– Один бульдозер проехал насквозь через другой! – воскликнула Галушкина, поднимая голову.
– Может, это мираж?!
– Нет. Это зеркальная метаморфоза, – ответил побледневший Джеф. – Превращение через многократное отражение.
– Почему многократное?
– Разве не видишь? Их стало четыре.
Я приподнялась, не веря своим глазам. По дороге действительно катило четыре бульдозера – два в одну сторону, и два в другую.
– Потрясающе! Так просто, чисто и мощно! Никогда такого своими глазами не видал…
Зрелище раздвоившихся бульдозеров так поразило Джефа, что он даже перестал психовать.
– Джеф, а что в этом такого особенного? – удивилась я. – Ну, было два бульдозера, стало четыре…
– Ты не понимаешь. Дело не в бульдозерах, а в методе работы с материей. Я об этом читал в литературе по истории Чистого Творчества. Многократная метаморфоза, эволюция материи через отражения – это не наша традиция, а западная. Лично я не знаю в России ни одного ныне живущего мастера, который умел бы работать по этому методу…
– Смотрите, еще! – воскликнула Галушкина.
По шоссе в разные стороны удалялась еще пара бульдозеров. Они возникли словно из той невидимой точки, где встретились и проехали сквозь друг друга первые два.
– Итого шесть бульдозеров, – подсчитала Галушкина. – Э… нет, уже восемь…
У меня в мозгу вдруг возникла сюрреалистическая картина – закольцованное шоссе, две колонны бульдозеров, которые гуськом едут навстречу друг другу, снова встречаются и снова превращаются в исходную пару…
Кажется, нечто подобное я уже где-то видела, только там были не бульдозеры, а…
Джеф со вздохом поднялся из-за куста.
– Ладно, девочки, пошли отсюда. Тут нам ловить нечего.
– Куда? – поинтересовалась я.
Джеф осмотрелся, выбрал самое сухое направление и решительно скомандовал:
– Вперед!
Лес с каждом шагом становился все мрачней и непролазней: сплошь глубочайшие черные тени, темная плотная хвоя и стволы в пятнах плесени. Иногда из-за стволов выплескивалось солнце, похожее на жидкий огонь, жгло глаза. Тогда вспыхивал изумрудным пламенем влажный мох, а чернота теней становилась совершенно непроглядной.
