Для начала я пронзила Маринку свирепым взглядом, но она на меня даже не посмотрела. Тут требовалось нечто помощнее. Я встала, подошла к Рыжику и встала у него за спиной, чтобы забывшейся подруге было меня получше видно.
– …там не конно-спортивная секция, а просто берешь лошадь и катаешься, – мурлыкала Маринка, заглядывая в глаза Рыжику. – У тебя наверняка получится, с твоей классной координацией движений…
– Как интересно! – вполголоса заметила я, кладя руку Рыжику на плечо. Рыжик автоматически погладил меня по тыльной стороне ладони, однако не обернулся, увлеченный беседой. Маринка бросила на меня рассеянный недовольный взгляд. Ну надо же – я мешаю ей охмурять моего собственного бойфренда!
– И совсем недорого, – продолжала она, игнорируя меня. – Хочешь, я все узнаю и позвоню…
– Давай, – согласилась я, непринужденно садясь к Рыжику на колени.
До Маринки наконец-то дошло. Она сбилась, умолкла и покраснела.
– И что, правда – просто дают лошадь, и катись куда хочешь? – спросила я, обнимая Рыжика за шею. – Надо будет нам с Рыжиком туда непременно съездить. Где, говоришь, эта конюшня располагается?
– Точно не знаю, где-то в Лахте, – с досадой ответила Маринка, незаметно отсаживаясь подальше.
– А ты туда съезди, покатайся, а потом нам все расскажешь, – предложил ей Рыжик, который, по-моему, ничего не понял.
Я довольно улыбнулась и услышала, как за спиной смеется Эзергиль.
На обратном пути мы подошли к метро, чтобы проводить Эзергиль и Маринку (мне Рыжик предложил еще погулять по Крестовскому). Но Эзергиль вдруг принялась прощаться у самой станции.
– Вы идите, – сказала она, церемонно расцеловавшись со мной и с Маринкой. – Я задержусь. Мне тут надо кое с кем встретиться.
– Счастливо, не пропадай! – сказала я, и мы втроем зашли в наземный вестибюль. Эзергиль осталась снаружи у ларьков.
– А теперь, – тихо сказала я, когда нас с Эзергилью разделила толпа, – обходим турникет и дуем к выходу!
– Зачем? – удивился Рыжик.
– Пошли-пошли! Сейчас поймете.
Мы вышли с другой стороны, обошли метро «Крестовский остров» кругом и спрятались за газетным киоском у входа.
– Что случилось-то? – Рыжик все еще тупил. – Зачем мы тут торчим?
Я тихонько объяснила ему на ухо то, что Маринка наверняка поняла слету. Ежу ясно, что мы следим за Эзергилью. Она же сказала – «кое с кем встречаюсь». Совершенно необходимо подсмотреть, какой из себя ее нынешний парень.
– Почему именно парень? Может, подруга?
– Доверься моей интуиции!
Рыжик презрительно ухмыльнулся, пожал плечами и ушел к выходу со словами:
– Я вас в сторонке подожду. Еще не хватало тут мне в шпионов играть.
Ждать пришлось недолго, минут пять – и точно, подваливает! Ухмыляясь, посверкивая очками. Я пригляделась и испытала настоящий шок. Парень был на полголовы ниже Эзергили, тощий, сутулый, длинноносый, в клетчатой рубашке с длинными рукавами – кошмар какой-то! Просто классический ботан! Да еще и явно младше Эзергили года на два. Скорее, наш ровесник. Вдобавок напомнил мне кого-то неприятного. Неужели на математической лингвистике водятся такие экземпляры? Жуть! Что-то у Эзергили случилось со вкусом. Я была разочарована. Даже как-то стало стыдно за нее.
Маринка высказалась примерно в том же духе.
– Фи… Я-то думала, сейчас подъедет олигарх на белом лимузине, а тут… – сморщив нос, сказала она, глядя, как, весело болтая, Эзергиль с заморышем исчезают в стеклянных дверях метро.
Глава 2. Некто из зубчатой башни
Следующий день был ясный, ветреный и прохладный. Внезапно обнаружилось, что делать абсолютно нечего. Купаться? Холодно. Друзья… Что-то я вчера переобщалась. Поехать в Академию, разведать, как там дела насчет поступления? Нет, пока не выдадут диплом – никакой подготовки. Имею я право на отдых или нет?!
Позвонила Саше, узнать, как у него дела, но трубку никто не взял. Я даже слегка огорчилась, мысли всякие в голову полезли – вот возьмет и действительно куда-нибудь исчезнет. Как Князь Тишины. От меня тут ничего не зависит…
«Он, наверно, на работу вышел, – с надеждой подумала я. – Чертей своих прогнал, можно возвращаться к нормальной жизни. Ну, относительно нормальной… Решено – вечером позвоню еще раз».
Я еще поболталась по квартире, потом собралась и поехала куда глаза глядят. Сама не заметила, как оказалась на Комендантском аэродроме.
Вышла из метро, направилась вдоль проспекта Испытателей, потом свернула в первый попавшийся двор и углубилась в новостройки, наслаждаясь забытым ощущением – прогулкой в одиночестве. В последние пару месяцев мы все с Рыжиком да с Рыжиком. Почти везде ходим вместе, непрерывно разговариваем, а на ходу что-то жуем или грызем. Мы замкнуты друг на друге. А стоит остаться ненадолго одной, и вдруг словно глаза открываются, и видишь – а вокруг-то целый мир!
Идешь, подставляешь лицо ветру. Солнце слепит, но не греет, прямо как зимой – наверно, лучи остывают в холодном воздухе, не долетев до земли. Со строек доносится стук и грохот, гулкие звуки расходятся эхом среди новых высоток. Очень много синего неба. Даже голова кружится, если встать посреди тротуара и посмотреть вверх. Воздуха столько, что кажется – вдохнешь и взлетишь, как воздушный шарик. Небо Комендантского аэродрома – прозрачнее, выше, значительней, чем в любом другом районе. Облачные замки выглядят реальнее, чем все эти неопрятные дома-«корабли», похожие на скучные северные скалы с миллионами ласточкиных гнезд.
Может быть, это какая-нибудь генетическая память земли и неба о тех временах, когда здесь не было всех этих теснящихся новостроек, а только зеленое поле аэродрома – отсюда и до самой Лахты? О первых самолетах, которые летали тут больше ста лет назад – хрупких, картонно-веревочных, похожих на воздушные змеи и таких же беззащитных перед капризами ветра… Об отмороженных, больных небом летчиках, которые все время гибли здесь во время испытаний? Тут недалеко, во дворе очередного «корабля», между гаражами и детской площадкой, стоит могила-кенотаф знаменитого летчика-испытателя царской России Адама Мациевича, который разбился на показательных выступлениях – полированная черная гранитная плита, похожая на дверь в темноту.
Открываешь эту дверь – кто там за ней? Хорошо, если в одной руке есть ракетница, а в другой – саперная лопатка, и хватает смелости пустить их в ход…
И вдруг нахлынули воспоминания о том далеком времени, когда я была влюблена в Сашу Хольгера, когда он казался мне самым прекрасным парнем на свете… Все-таки, здорово, когда ты влюблена. Чувствуешь себя живым на сто процентов. Все вокруг воспринимается остро, ярко, каждый прожитый день приобретает особый смысл, непрерывно пробивает то на стихи, то на депрессию, то на бродяжничество, то на авантюры… Хотя как вспомнишь, в какую зависимость попадаешь от совершенно постороннего человека, от его настроений… Причем и человек-то – не подарок, и умом понимаешь это, а все равно тянет невероятно, как будто какой-то внешней силой, а ты человеку не больно-то и нужна, да он этого и не скрывает… Нет, нафиг, нафиг…
