– Что там у тебя случилось-то? – спросила она вполголоса, когда мы заходили в ворота училища.
Ответила я не сразу. Меня беспокоило супер-ухо. Я им ничего не улавливала, как ни старалась. Ничего, кроме отдаленного сиплого свиста под мышкой, как от закипающего чайника. Похоже, супер-ухо не выдержало перегрузок и отказало. Или изначально было одноразовым.
Досадно. К хорошему привыкаешь быстро.
– Геля! Отвечай, когда спрашивают!
– Где, на площадке? Да ничего особенного. Обморок.
Я еще не решила, стоит ли рассказывать Антонине о том, что я видела в чужом домене. Получить очередной втык за нарушение правил училища – это как раз, что мне «нужно» в канун выпускного.
– Обморок? – по тону учительницы было ясно, что она мне не верит. – И часто с тобой такое бывает?
– Нет. Просто себя плохо чувствую последнее время. Экзамены, переутомление, все такое. Мы все устали. Да, Антонина Николаевна? – неловко перевела я разговор на другую тему. – У вас тоже последнее время вид совсем замученный. Надеюсь, ничего плохого не случилось?
Антонина быстро заморгала глазами, снова потащила из кармана «Приму». У нее и впрямь что-то стряслось, поняла я.
– Детей должно быть двое, – сказала вдруг Антонина. – Или трое. И все девочки. Запомни, Гелечка, на будущее. Единственный сын – это такой страх, такой ужас…
Оказалось, у Антонины есть сын. Любимый сын, кровиночка. Собрался в Академию поступать, и Антонина страшно боится, что он провалится, потому что шансов, что он сам поступит – ноль. Ни денег, ни блата. Ведь Антонина – не какая-нибудь академическая шишка, профессор-международник или великий мастер-демиург. Она – простой учитель. Точнее, Учитель, но кого это интересует?
– От этих мальчишек рехнуться можно, – говорила Антонина, нервно затягиваясь. – Трудных путей ищут, до всего хотят дойти своим умом, помощи не принимают, слушать старших не хотят. А жизни не понимают совсем, существуют в каких-то выдуманных мирах. Им кажется, что жизнь – это компьютерная игрушка, где можно в любой момент перезагрузиться. Не доходит до них, что есть вещи, с которыми играть нельзя. Вот заберут его в армию, и что? Ладно если стройбат – просто потерянные годы, – а пошлют куда-нибудь? В горячую точку?!
Я было собралась ей возразить – как же иначе приобретать опыт, если не рисковать? – но что-то подсказало мне: Антонина мои слова в таком настроении не воспримет. И я промолчала. И про чужой домен ничего ей не сказала. Зачем грузить человека лишними проблемами, ей и так нелегко. Я вот не знаю, смогла бы я на ее месте как ни в чем не бывало вести пленэр. До берез ли, когда единственному сыну грозит стройбат!
Мы вместе дошли до мастерской, попрощались, и я пошла на трамвай. Досада по поводу несданного зачета очень скоро сменилась оптимистическими мыслями о платье для выпускного бала, за которым мы с мамой собирались ехать вечером в ателье. В конце концов, не одна я такая двоечница, пересдам как-нибудь, не в первый раз! О том неприятном домене, после некоторых колебаний, я решила пока забыть. Завтра – профориентация, потом какое-то тестирование с психологом, и выпускной уже на следующей неделе…
В общем, Антонина сама была во всем виновата. Если бы она честно рассказала о Пятне Страха, то, возможно, будущие катастрофы удалось предотвратить. Я была бы предупреждена, и вела бы себя гораздо осторожнее, встретив в метро окровавленного, полумертвого Сашу Хольгера. И я никогда не рассталась бы с Рыжиком. Но мы обе утаили правду, и я поехала домой, не зная, что через неделю моя жизнь переменится навсегда.
Глава 4. Черные нитки
Так случилось, что через пару дней я снова оказалась на той поляне – во второй и предпоследний раз. Идея навестить место неудавшегося зачета пришла мне в голову внезапно, когда мы с Рыжиком гуляли в окрестностях метро «Пионерская». Если, конечно, можно назвать прогулкой блуждание от ларька к ларьку в поисках загадочного крафтового пива «Три медведя». Какой-то злодей рассказал Рыжику, что лучше этого пива на свете не бывает. А я считаю, что такого пива просто нет в природе. Но попробуй, докажи это Рыжику!
Рыжик – это мой парень. Свершилось – у меня наконец-то появился самый настоящий, не воображаемый бойфренд! Уже целых полтора месяца как. И не какой-нибудь там озабоченный курсант, и не чахлый ботан – банный лист, и не синий призрак-оборотень без конкретной формы, зато с коробом насмешек наготове. И даже не однокашник из художественного училища, близорукий гений с крышей набекрень. Мой Рыжик похож на персонажа рекламы энергетика. Он не творческая личность; у него нет ни тайных комплексов, ни личного призрака, ни уха в боку. Он абсолютно, стопроцентно нормален.
Рыжику шестнадцать, как и мне, но выглядит он немного старше. Он невысокий, накачанный, морда весьма симпатичная, а волосы стрижены ежиком и выкрашены в апельсиново-рыжий цвет. Этакое солнышко ходячее. Глаза у него темно-карие, красивые, в густых ресницах. Рыжик об этом прекрасно знает и вовсю стреляет ими по сторонам, когда думает, что я не вижу. Характер у него веселый и добродушный. Такого бойфренда можно с гордостью показывать подругам и водить практически куда угодно. Помню, как девчонки в училище завидовали Эзергили, с ее спортсменами и египтянами. А теперь завидуют мне. Потому что только когда живешь в окружении одаренных выродков (в хорошем смысле слова), начинаешь понимать и ценить, как это круто – встречаться с нормальным парнем.
Даже моих родителей он более-менее устраивает. Хотя мама при первом взгляде на Рыжика в ужасе проговорила: «Да он же совсем взрослый!» – а потом, невзирая на сопротивление, устроила мне ликбез по поводу внезапной беременности (как будто я сама всего не знаю). В общем, бойфренд точно из Маринкиного парадокса: «чтобы как у всех, но при этом гораздо лучше».
– …если бы он на питстопе не пошел на дозаправку, то отыграл бы секунд пятнадцать, – втолковывал мне Рыжик, пока мы шли мимо ларьков, протянувшихся километра на два вдоль Коломяжского проспекта. – С другой стороны, тут есть риск просто встать с пустым баком. Помнишь, Гелька, как было клево, когда тот японец не доехал до финиша метров двадцать – выскочил и побежал пешком, но ему все равно не засчитали?
– Ага… Как интересно…
Я читала, что если женщина внимательно смотрит в лицо, кивает и время от времени говорит – «ага», то она точно не слушает, а у мужчин все наоборот. Надеюсь, Рыжик об этом не знает.
– Хотя был вариант вообще не идти на третий питстоп, а заправить на втором полный бак… но тогда пришлось бы не менять в третий раз резину, и тогда…
– Ага… А «он» – это кто?
– Так, ты меня слушаешь вообще?
– А, я думала, ты опять о том итальянце, как его… Скудерия Квиринале.
Рыжик залился хохотом.
– Гелька, ты балда! Это не гонщик! «Скудерия Квиринале» – это конюшня Феррари!
– Конюшня? – ну теперь настала моя очередь посмеяться. – Ты чего? Откуда у них конюшня-то? «Формула-один» – это ж автогонки!
