– Людка, не так быстро! Хватит о замужестве. Что ты там сказала насчет человека своей профессии?
– Я сказала, что у Артема в Чистом Творчестве нет никаких перспектив, поскольку видела его работы, и могу сказать точно…
– Работы Артема? – я затаила дыхание. – Так он действительно мастер Чистого Творчества?
– Тёмка не мастер, – терпеливо повторила Людка. – И судя по уровню его работ, никогда им не станет. Высшее художественное образование – еще не гарант таланта…
Людкины слова отдалились и слились в неразборчивое бормотание. Мои худшие подозрения подтверждались. Артем учился в Академии! Мне вспомнилось, как тщательно он скрывал свое образование. Я почему-то считала, что он учился на философском, или историческом, или, может быть, на востоковедении… И он всегда так презрительно отзывался о художниках…
– …но, по моему глубокому убеждению, Тёмка вообще к творчеству неспособен. То есть, не технически, – с этим-то у него все в порядке, – а, как бы тебе объяснить… Вот, к примеру – ты видела когда-нибудь рисунки Гитлера?
Неожиданный вопрос Людки вернул меня к реальности.
– А? Какого Гитлера – того самого? Нет, а он разве умел рисовать?
– Он вообще-то тоже художник по образованию.
– Правда?!
– Так вот, а я видела. Гитлер рисовал, как фотографировал. Очень точно, аккуратно, деталюшки всякие… И все это – мертворожденное. Без души, без эмоций. Только холод.
– Да уж. Гитлера грело другое.
– А Тёмку вообще ничто не греет, – подхватила Людка, довольная, что я ее поняла. – Он такой… комнатной температуры. Все, что он может – сидеть на месте и болтать, как плох этот мир, как он жесток, и как его, такого прекрасного, никто не оценил. Впрочем, даже это я, возможно, смогла бы перенести, если бы, не дай Бог, в него влюбилась… Но что я абсолютно не переношу, так это стремление оплевать все, что недоступно…
А ведь у меня и прежде мелькала мысль – не послала ли Артема какая-нибудь девушка? Было в нем это – показное презрение к женскому полу, за которым чувствовалась неуверенность в себе и глубокая обида на всех девчонок, вместе взятых…
– К тому же он для меня староват, – продолжала Людка. – Все-таки, парню четвертый десяток… Не то, чтобы это было и вправду очень важно, но ведь не скажешь прямо, что он бездарное ничтожество – можно и на грубость нарваться, всегда лучше расстаться друзьями, мало ли как жизнь обернется… Я ему и сказала, когда мы окончательно объяснялись: «У нас слишком большая разница в возрасте, и через это я переступить не могу».
Теперь стало понятно и его отношение ко мне. Когда я сказала Артему, что он для меня слишком старый – с того момента он стал моим смертельным врагом. А он, судя по всему, из тех скрытных и злопамятных людей, которые обиды бережно копят и никогда не прощают.
– Поэтому я не хочу с ним больше встречаться, – закончила Людка. – Все было сказано еще осенью, и добавить мне нечего. Геля, тут Костя хочет что-то добавить…
Людкин голос отдалился и исчез, сменившись голосом Костика.
– Але, это опять я! М-да, послушал я вас тут, и сам начал сомневаться… Неужели этот Артем тоже причастен к созданию Пятна Страха? Может, они с Хольгером вместе работали?
– Да Саша тут вообще не при чем! – воскликнула я. – Четыре дня назад он даже не знал о Пятне Страха! Это все Артем устроил, неужели не ясно?
– Но академики абсолютно уверены…
– А мы их переубедим. Так, я придумала отличный ход, как выманить Артема из домена. Скажи Людке – путь позвонит ему и пригласит его на свидание…
В трубке снова зашуршало.
– Геля, – из динамика донесся голос Людки. – Я не буду в этом участвовать. Разве что мне напрямую прикажут из Академии. Я же сказала – портить с ним отношения не собираюсь. А то, в чем вы подозреваете Тёмку – полная чепуха. Сама подумай, как можно стать мастером Чистого Творчества, будучи к этому самому творчеству совершенно равнодушным?
– Не знаю. Значит, как-то можно…
Действительно – даже для таких любителей чернухи, как Катька Погодина и тот же Саша, не было ничего важнее красоты творения, они были способны страдать от ее отсутствия… А создателю Пятна Страха было наплевать на художественную ценность своего мира. Этот домен был чисто функционален.
Материя как оболочка и оружие, и только.
Похоже, я совершила открытие – новый тип демиурга. Мастер, равнодушный к своему творчеству и Чистому Творчеству в целом. Художник, способный осознанно творить уродливые, страшные вещи. Ради чего? Я не понимала. И это пугало больше всего.
– Гелька! – трубку снова взял Костик. – Людка ушла. Ты узнала, что хотела?
– Да… Вполне.
– Что ты собираешься делать дальше?
Я промолчала. На самом деле, вариантов было не слишком много. Выступать против демиурга в его собственном домене – бесполезно. Самое простое – дать событиям идти своим чередом. Академики решили уничтожить домен – флаг им в руки. И пусть Артем погибнет вместе с ним.
– Геля! Алё! Ты куда пропала?
– Пока, Костик, – сказала я, отключила телефон и пошла обратно.
С этого момента моя главная задача – убрать из Пятна Страха Сашу. А чтобы он отсюда ушел по доброй воле, надо, чтобы он узнал правду об Артеме. И самое главное – в нее поверил.
– …да просто знакомая, – донесся Сашин голос из-за угла времянки.
– Учились вместе?
– С чего ты взял?
– Она представилась «художницей», – пояснил Артем с непередаваемо презрительной интонацией.
Я и сама не заметила, как остановилась и прислушалась. Так-так! Значит, пока я обсуждала Артема с Костиком и Людкой, Артем с Сашей обсуждают меня…
– Нет, не учились мы вместе, – угрюмо сказал Саша. Кажется, ему, как и мне, тон Артема не очень-то понравился. – Тёма, что тебе за дело до Гели?
– До нее мне никакого дела особенного дела нет. Но есть дело до тебя. Когда я вижу, как моему другу полощут мозги, а он этого даже не замечает…
– Что за бред, какие еще мозги?!
– Саня, мне со стороны виднее. Послушай опытного старшего товарища. Наша художница принадлежит к типу девушек, который я называю «Мальвина»…
– Чего? – со смехом спросил Саша.
Я за углом почувствовала, что краснею.
– Девчонка, которые видит цель жизни в том, чтобы перевоспитать неотесанного Буратину. Берется плохой мальчик, и воспитывается, воспитывается… Ха! Неотесанный Буратино! Каламбур!
– Да иди ты, – сказал Саша довольно добродушно. Мне показалось, он ожидал услышать что-то похуже.
– И как проходит перевоспитание? Успешно? Удается сочетать приятное с полезным?
– А тебе что, завидно?
