– Откуда зайка у вас?
– Нашла, – лаконично ответила Антонина.
Но Нату такой короткий ответ категорически не устроил.
– А где? – настаивала она. – Где-нибудь в доме?
– Естественно.
– Ох, как это скверно!
– Отчего же?
– Понимаете, эту игрушку забрал напавший на меня человек. А потом, выходит, он ее бросил! Или потерял! И если это случилось в доме, значит, он тут живет! Значит, на меня напал кто-то из обитателей дома, вот что скверно!
Антонина слушала ее молча, никак не выражая своих эмоций.
– А зачем же вы хотели выбросить зайку? – не унималась Ната. – Ведь это любимая игрушка Аленушки. Вернется она, спросит, где зайка, а что вы ей скажете? Выбросили?
– Я не поняла, что это ее игрушка.
Ната смотрела на пожилую даму со все возрастающим недоверием. Не узнала? Даже Ната, которая в доме прожила всего несколько дней, и то успела запомнить любимую игрушку пациентки из угловой комнаты. Так как же Антонина, которая дружила с Елизаветой Николаевной и наверняка много времени проводила вместе с ней и Аленушкой, не знала, чья это игрушка.
– Я вам не верю. Игрушка своеобразная. Она такая одна. Ее трудно забыть или перепутать. Вы меня обманываете! Зачем?
– Вот что, – произнесла Антонина с задумчивым видом, – нам с вами нужно кое-что обсудить. В моих покоях это будет сделать комфортнее, чем на лестничном пролете. Прошу вас, заходите.
И она сделала приглашающий жест рукой. Слава кивнул Нате. И они вошли. Сразу же Нату обступило густое благовоние. Тут пахло как в лавке у какого-нибудь восточного парфюмера. Не так, как в современном магазине, где и пробки плотно притерты, так что лишней капли не прольется, и вытяжки включены на полную мощность. Тут воздух был тяжелый и такой густой, что, казалось, через него даже звуки проходили как через вату. Ната еще не оправилась от кровопотери, а вколотое в больнице лекарство, похоже, стало терять свой эффект. Голова у Наты закружилась. Ей стало дурно, так что она была вынуждена опуститься в кресло.
– Тебе нехорошо? – сочувственно спросила у нее Антонина.
– Душно.
– Я открою окно.
Антонина пыталась возражать, что холод ей вреден, она моментально простудится, но Слава ее не слушал. Он открыл окно, и сам первый глубоко и жадно вдохнул воздух полной грудью. Но даже ворвавшемуся с улицы свежему воздуху было не под силу сразу же взять верх над застоявшимися ароматами этой комнаты. Прошло немало времени, прежде чем Ната почувствовала, как дуновение ветерка долетает до нее. Мало-помалу дурнота отступила. Дышать стало легче. И Ната смогла заставить себя слушать то, о чем шла речь у Антонины со Славой.
– Я знаю, кто вы такая, – говорил Слава, а Антонина молча его слушала. – Я навел о вас справки. И могу точно сказать, что рассказанная вами история – это ложь. Дочери вас из дома не выгоняли. Более того, и сам дом, купленный вами на деньги мужа, вы ни на кого из своих детей не переписывали. Дом и земельный участок, на котором он стоит, все принадлежало и принадлежит вам.
– Допустим. И что дальше?
– Зачем было лгать людям, которые вас приютили?
– Я не лгала. Лиза, например, знала всю правду. Но Лиза – это одно. А ее муж и его дети – это несколько другое. У них могли найтись возражения по поводу моего присутствия. А Лизе был нужен союзник в доме. Ей нужен был друг. Вот мы вместе с ней и придумали эту жалостливую слезливую историю про двух неблагодарных дочерей, которые выгнали свою мать на улицу.
– Значит, это было сделано исключительно для того, чтобы оправдать ваше проживание в доме?
– Как ни претило Вале вначале мое присутствие тут, он не осмелился выставить за дверь женщину, которой негде приклонить голову. Со временем все свыклись с моим постоянным присутствием, ложь стала вроде как и не нужна. Но, как это часто бывает, она уже проросла сквозь ткани наших взаимоотношений, стало частью их. И мы с Лизой решили, что не стоит открывать остальным правду.
– Но насчет Клавдии вы могли бы им сказать правду! Могли бы сказать, кто она такая!
– И как бы они к ней отнеслись? Как вы думаете, как бы отнесся Валентин к тому, что в его доме будет жить такая женщина? С его-то вспыльчивостью! Да он выгнал бы Клавдию, не дав нам с Лизой и рта раскрыть в ее защиту. Или, того хуже, обозвал бы нас круглыми дурами, как это частенько у него случалось и без повода. Ведь мы с Лизой так старательно описывали Вале бедную Клавдию в самых черных красках, стремясь вызвать в нем жалость ко мне. И вдруг она появляется, а мы принимаем ее с распростертыми объятиями, да еще его заставляем поступить так же. Он бы никогда на такое не пошел! Никогда!
Слушая Антонину, Ната понимала, что у нее снова голова идет кругом. Но на сей раз не от духоты, а от обилия информации, которое она не могла ни впитать полностью, ни тем более переработать.
Почему Валентин Петрович должен был возненавидеть Клавдию? Почему он не захотел бы ее принять? И зачем Антонине надо было защищать Клавдию?
– Одна ложь всегда цепляет за собой другую, – продолжала Антонина. – Так получилось и с нами. Соврав Вале о том, что мои дочери – это чудовища и жадные гарпии, я уже не могла признаться ему в том, что Клавдия – это моя дочь.
Клавдия – дочь Антонины? Ната подумала, что ослышалась. Она вытаращила глаза, взглянула на Славу, но тот ответил ей успокаивающим взглядом и кивком. Мол, все в порядке. Я уже в курсе.
– Поэтому мы с Лизой решили, что введем Клавдию в дом под видом новой прислуги. Добиться, чтобы место стало вакантным, было просто. К прежней нашей домоправительнице было много нареканий у всех членов семьи. И, выискав подходящий случай, Лиза просто указала ей на дверь.
– А вы привели Клавдию!
– Она была нужна нам с Лизой, чтобы помогать в уходе за Аленушкой. К сожалению, с годами девочка нисколько не выправлялась, а делалась все чудаковатей.
– Еще бы! – не выдержала и воскликнула Ната с возмущением. – В комнате без окон. Без общения. Без людей! Здоровый и тот бы свихнулся! А Аленушка от рождения была не очень-то здорова!
– Изолировать девочку пришлось после целого ряда неприятных инцидентов, автором которых она стала. Когда ее еще не держали под замком, оставшись дома одна, она разнесла в клочья весь первый этаж. Я заперлась в своей комнате и дрожала от страха, думая, что в любой момент она может добраться и до меня.
– Это мы уже слышали. Но Аленушка утверждала, что не виновата.
– Она это сделала. И это был не последний раз, когда нам пришлось вызывать бригаду ремонтных рабочих и уборщиков. Аленушка становилась опасной. И было принято решение изолировать ее. По крайней мере, на какое-то время, когда за ней некому было присматривать.
– Елизавете Николаевне, конечно, это решение мужа и ее детей не понравилось.
