«Они не собираются в меня стрелять. Пуля в теле — серьезная улика. Они хотят, чтобы я сам грохнулся с высоты. Ну уж, нет! Так легко я не сдамся!»
Марат представил, что доска — это узкая скамейка. Она закреплена в сорока сантиметрах над землей, ходить по ней — развлечение. В детстве он так и делал, почему бы не повторить? Страх исчез. Валеев смотрел на шаг вперед и только на доску. Уверенный шаг, еще один…
Марат прошел почти весь пролет, и когда до противоположной плиты остался лишь метр, перед ним оказался один из противников. Он целился прямо в лоб Валееву. У бывалого оперативника сдали нервы:
— Стреляй! — крикнул он. — За меня отомстят! Вас найдут и посадят!
Ствол приподнялся, прозвучал выстрел. Пуля просвистела над головой Валеева. Марат невольно присел и потерял равновесие. Если бы не стена, на которую удалось опереться рукой, он бы свалился с доски.
Стрелявший что-то говорил.
— Не приближайся к Петелиной, — с трудом расслышал повторенные слова оглушенный выстрелом Валеев. — В следующий раз мы не будем так добры.
Похитители ушли. Марат шагнул в здание и прижался лбом к краю стены. Он видел, как эти трое появились внизу и сели в машину. Из отъезжающего фургона они демонстративно выбросили пистолет и телефон. Автомобиль скрылся из виду.
Марат услышал, как где-то рядом промчалась электричка, вспотевшее лицо почувствовало дуновение ветра. Опасность миновала, жизнь возвращалась.
«Не приближайся к Петелиной, — стучало в висках последнее предупреждение. — Что происходит? Меня вывезли сюда только ради этого предупреждения? Лена, во что ты вляпалась?»
Валеев спустился, подобрал выброшенный пистолет. Это оказался его табельный «Макаров». Побрезговали взять ментовской ствол. И на том спасибо, одной проблемой у него меньше. Рядом на песке он нашел свой отключенный телефон. Заботливые, подонки!
Валеев покинул стройку и двинулся на шум железной дороги. Он пытался понять: кто инсценировал его расстрел? Бандиты, которым он когда-то перешел дорогу? Или структура посерьезнее?
34
В убогой кухоньке съемной квартиры отсутствовали рюмки и стаканы, поэтому на столе друг напротив друга стояла пара фаянсовых кружек. Орлик снова плеснул водки в свою кружку, потемневшую внутри от чая, шумно выдохнул и махом осушил посуду. Ручкин притронулся к кружке с выщербленным краем, но пить, как и раньше, не стал. Взгляд Максима был мрачен, а стул, на котором он сидел, максимально отодвинут от стола. Сразу не поймешь: то ли уважил старшего товарища и составил компанию, то ли коротает время сам по себе.
Орлик хрустнул соленым огурцом, смачно прожевал и оставшейся в руке половинкой стал назидательно тыкать в сторону Максима:
— Тебя не Ручкиным надо звать, а Криворуковым. Сначала бутылкой не смог в окно попасть, потом из пистолета промазал.
Максим угрюмо промолчал. Бутылка водки на столе, нарезанные неровными ломтями вареная колбаса и хлеб, открытая банка соленых огурцов напомнили ему худшие эпизоды детства. Когда его отчим напивался, защитить Максима могла только мама. Но она работала продавцом в круглосуточном магазине и часто приходила поздно. Слишком поздно. Отвращение к Орлику усиливала седая трехдневная щетина и потная майка, торчащая из-под расстегнутой рубашки. Ни дать ни взять — противный отчим.
— Что ты за мужик, даже водку не пьешь! — рубанул рукой Орлик.
— Сам бы стрелял, если такой меткий.
— А ты мне тогда зачем? Я — голова, а ты — руки.
— Понятно. Хочешь чужими руками жар загребать.
— Дурак! Я хочу, чтобы каждый исправлял свои ошибки. Был идеальный план: сгорели все разом — и нет проблем! А теперь… Эх! — Орлик потянулся за бутылкой.
— Значит, не идеальный, если провалился.
— Из-за тебя.
— И банк, и поджог — твои идеи. Я лишь помощник!
— Хреновый помощник! — Орлик выпил, подцепил кусок колбасы, но передумал закусывать и швырнул кусок на стол. — Ты прикинь, что получилось. Мы сунулись к дому Бахлина, ничего не добились, только оставили лишний след для Петли.
— Черт с ней, с Петлей! — вышел из себя Ручкин. — У нас деньги. Чего еще надо?
— Свобода и безопасность. А в безопасности мы будем, если… — Неожиданный звонок в дверь заставил Орлика вздрогнуть. — Кого еще нелегкая принесла?
Подельники на цыпочках подошли к входной двери. Ручкин посмотрел в глазок и успокоился:
— Это моя подруга, Яна Слобода. Мы договорились, что она подкатит.
— Ты дал ей наш адрес? Какого хрена! — возмутился Орлик.
Звонок продолжал трезвонить.
— Если ты, старый пень, можешь обходиться без девки, то я нет. Ради чего стараемся? Деньги и женщины — две стороны медали для победителя.
— Бабу ему захотелось. Не мог потерпеть?
Но Ручкин уже открыл дверь. В квартиру впорхнула разбитная девушка в мини-юбке с густо подведенными глазами и прямой челкой, закрывающей лоб. Черные волосы были мелированы белыми прядями.
Она чмокнула Максима в губы и покосилась на старого, небритого Орлика:
— А это кто?
— Конь в пальто! — рявкнул Орлик, вцепился в руку девушки и затащил ее в комнату.
— Макс, чего он? — взывала о помощи Яна. — Отцепись, папаша!
Орлик толкнул девушку на диван и кинул ей пульт от телевизора:
— Посмотри пока что-нибудь. А нам с Максимом потолковать надо.
Орлик увлек Ручкина на кухню и закрыл дверь.
— Ты понимаешь, что твоя подруга может нас выдать?
— Остынь, старик. Яна не такая.
— Когда тебя загребут и дадут десятку, ты узнаешь, кто она такая.
— Мне надоело торчать здесь одному.
— Если бы ты сегодня не прокололся, мы бы уже разбежались.
— Ну ладно, что ты предлагаешь?
— Надо от нее избавиться.
— То есть, ты хочешь… — Максим провел ладонью по горлу.
— Обрубить концы, — кивнул Орлик. — Получим деньги и начнем новую жизнь. Твоя Яна опасна. Увидит деньги, станет выпытывать откуда они, похвастается подружкам, те растрезвонят, и нас найдут.
— Ты предлагаешь… ее прямо здесь?
— Можно обставить как самоубийство в ванной, — зашептал Орлик. — Порезвись с ней, затяни под душ — дело молодое. А там оглуши и ножом по венам.
— Порезвиться и оглушить, — повторил Ручкин, опустив помутневший взор на неубранный стол с бутылкой водки.
— Мы сразу поедем к заказчику, получим деньги, разделим и разбежимся. Тогда живи как хочешь. — Эдуард Леонидович убеждал Максима, нашептывая на ухо и прижимаясь к парню.
— Отцепись! — оттолкнул его Ручкин.
