— Давай завязывать. Я единственный ребенок в семье. Если я умру, родители будут плакать.
Катька прыснула, словно я шутила. Да нет, я серьезно.
— Согласна, с направлением Крюков — банк можно и завязать, иначе не сносить нам головы.
— А что, есть какие-то другие направления? — запамятовала я.
— Да сколько угодно! Вот, к примеру, Крюков — телефонный номер. Помнишь, что Наташка нашла у него в кармане?
Я так и подпрыгнула.
— Катька, ты гений! Я абсолютно про него забыла. Давай звонить!
— Я уже звонила сегодня утром. Ответил очень-очень доброжелательный девичий голос.
— И что?
— И ничего. Она: «Алло», — а я трубку бросила. Что я могла сказать? Не спрашивать же в лоб ее адрес и не напрашиваться же в гости.
Я немного подумала.
— Слушай, недавно вычитала в одном детективе, что нужно делать. Она тебе: «Алло», а ты ей: «Здравствуйте, вас беспокоит интернет-провайдер, вы не оплачивали счет за три последних месяца. Мы отключаем вам интернет и подаем в суд». Она: «Да вы что? Это какая-то ошибка!». Ты: «Назовите, пожалуйста, адрес, мы сверимся с базой». Все дела.
— Оба на! Улетная фенька! Звони.
— Я? — удивилась я, потому что это Катька в нашем тандеме считалась коммуникабельной, тогда как я была интровертом. Тем более мобильного у меня с собой не было, он тоже остался в сумке.
Когда я поделилась своей печалью, подруга подсунула мне свой телефон, и пришлось подчиниться. Ей даже за номером идти не пришлось — он сохранился в списке вызовов.
Трубку сначала долго не брали, а когда соизволили поднять, то вместо предполагаемого очень-очень доброжелательного «алло» я услышала грубое, неотесанное, точно с перепоя, яростное «да». Понятно теперь, почему Катька переложила на меня общение с «очень-очень…». Сначала я растерялась, но потом решила, что особой разницы между «алло» и «да» не наблюдается, поэтому стала вести диалог по разработанному сценарию.
— Здравствуйте. Вы Елена?
— И что? — по-моему излишне грубо прохрипела она.
— Вас беспокоит интернет-провайдер…
— Да пошли вы все на… — Далее последовало наименование места, куда нам надобно идти и которое я, пожалуй, не стану повторять, а сразу же за ним — частые гудки.
— Зараза! — выкрикнула я.
— Ну чего там? — шепнула довольная Катька — причем настолько довольная, что это вызвало во мне ощутимую порцию сомнения: а точно ли она не знает, «чего там»?
— У тебя было то же самое, да? — спросила я сурово. — Она обматерила тебя и бросила трубку!
Катька слегка покраснела. Слава богу, хоть немного совести присутствует в этой душе.
— Да, но я понадеялась, что тебе больше повезет. Может, мне ответила ее домработница или подруга?
— По мобильному-то? Да и имя совпало! Нет, это была она, я чувствую. Как Александр, у которого такая милая жена, мог завести себе… это?
— Это? — хмыкнула Катька и уже серьезно принялась делиться мудростью: — А это как раз таки понятно. Мужчины — они такие. Им всегда хочется чего-то нового, необычного, отличающегося. Чем более отличается, тем лучше. Поэтому, если жена у них святая, они будут любую проститутку носить на руках.
— Мило… — Я сморщилась, переваривая нарисованную подругой картину мира. Не хотелось мне в это верить. Я надеюсь, что хоть где-то существует справедливость, а то, что мы имеем сейчас — это, напортив, исключение. — Что если она так реагирует, потому что переживает из-за его смерти? Каждый переносит боль по-разному.
— Ага, — Катерина криво ухмыльнулась, — продолжай искать хорошее в каждом. — Она глянула на настенные часы и предложила: — Может, поужинаешь с нами? Все готово, только разогреть.
Катина бабушка, словно услышав, тут же появилась на кухне.
— Хэлло, Джулия! Хау а ю? — Марго любительница разговаривать на английском, особенно после того как посмотрит очередной американский сериал. И да, она разрешает всем обращаться к себе только по имени, никаких тебе «ба», «Маргарита Леонидовна» или «тетя Рита». Впрочем, для своих шестидесяти с гаком лет она выглядит ошеломительно, а фигура вообще как у подростка.
— Отлично, — улыбнулась я. Впервые на этот вопрос я ответила то, что реально чувствовала. Обычно мы говорим, что все хорошо/в норме/в порядке/прекрасно (нужное подчеркнуть) всего лишь из вежливости. И вот и у меня никогда дела не были «отлично» до сего момента. Коля полностью изменил мою жизнь, и ему на это потребовалось всего два поцелуя.
— Марго, я предлагаю Юльке с нами трапезничать.
— Йес, оф кос! — Марго даже руки приложила к груди от счастья. Любовь к большим и шумным компаниям моя подруга унаследовала как раз от нее.
— Ой, нет, — подскочила я, обернувшись и посмотрев на те же часы. — Надо домой бежать.
Я вышла в прихожую и начала обуваться, с трудом втискивая свои под стать росту немалые ступни в Танькины мини-туфли.
— Ты как? Дойдешь в этой обувке? — проявила Катя жалость вкупе со состраданием к своей несчастной подруге.
— А ты согласишься нести меня до дома? — съязвила я.
— Ха!
— Ну раз «ха», стало быть, выбора нет. А раз выбора нет, стало быть, дойду, — расфилософствовалась я, хватаясь за ручку двери.
— Хочешь дам свои? — милостиво предложила Любимова. — Только они у меня все на девятисантиметровой шпильке, так что…
— Не надо мне твоих шпилек, и так жизнь не сахар. Пока.
Дорога до дома была болезненной, но я старалась не думать о ноющих мозолях и по возможности переключала свои мысли на Николая, хотя особого труда это не составляло: губы мои вновь и вновь чувствовали его волнующий до глубины сердца поцелуй, что придавало моему многострадальному телу ощущение легкости, невесомости, а душе — состояние покоя и блаженства. Всю эту идиллию портили лишь вышеоговоренные больные пальцы на сжатых ступнях, но и это можно было перетерпеть, с чем я и дошла до дома.
Родители были на кухне, мама жарила котлеты, а папа курил, вслух размышляя о том, сколько запчастей для нашего «Жигуленка» ему необходимо купить и в какую сумму это встанет. Я, право дело, испугалась, что им вздумается залезть в «мусорный» сейф, благополучно спущенный Грачевой в помойный бак, и обнаружить его отсутствие, но обошлось: они полностью переключились на меня, а конкретнее — на мои мозги, кои считали необходимым делом промыть.
— Ты почему не предупредила, что уедешь? Ты соображаешь, что делаешь? Как тебе не стыдно? — накинулись они на свою дочь, представив себя коршунами, слетевшимися на падаль.
— Я Таньке сказала, — пыталась я оправдать себя, однако и сама понимала, что этот поступок был не самым лучшим.
— Таньке она сказала! Ты должна была отцу сказать! Прежде всего!
