Время шло, они не возвращались, и я, устав просто ждать, надумала собрать побольше информации.
— А вас посадят, — ни с того ни с сего заявила я, не зная точно, есть ли кто в машине, но предполагая, что, ежели кто и есть, то своей новостью я рушу его надежды о моей немоте.
— А вот и нет, — порадовал своим присутствием тот, что говорил нормально. — Доказать ничего не сможете.
Опять-таки не сможем, потому что не знаем их в лицо или по той причине, что они собираются в итоге от нас избавиться? Поди разберись. Наверно, все же первое.
— Да ты знаешь, кто я такая? — решила я теперь использовать Катькин любимый прием — наезд, забыв, что она была за это наказана. — Я прокурор городского округа! Я тебя лично определю!
Нормальный даже поперхнулся от такого нелепого высказывания, но ничего не успел ответить, потому как вернулись те двое. Честно говоря, они мне меньше импонировали. Вспомнить хотя бы, как невежливо они схватили нас на улице, как обращались с Катькой! Уж лучше бы меня водитель тащил куда-то там, где на данный момент пребывает подруга.
— Че так долго? — спросил он недовольно. Ему не понравилось, что я оказалась так же болтлива, как и он сам.
— Да блыкалась, залаза! Еле доволокли! — Это был картавый, а шепелявый сказал мне:
— Фылесай! Сефелись!
Но не тут-то было: ни ноги, ни руки совсем не собирались меня слушаться, пришлось им самим приступить к выуживанию жертвы из автомобиля. Мне так не понравилась присутствующая при этом мероприятии грубость, что я высказалась:
— Не умеешь вытаскивать — передай это дело шоферу!
— Пресвятые коровы! — отозвался на это предложение водитель, но я не сообразила, как это расценивать: то ли удивился, то ли был польщен, то ли и то и другое.
Те двое поржали и назло стали обращаться со мной еще грубее: волокли ногами вперед, как какого-то покойника, при этом голову мою держать никто не удосужился, она, несчастная, скакала то по каменным плитам, то по ступенькам, то по паркетному полу, так и норовя навсегда отделиться от туловища. Наконец мое тело было помещено на стул, привязано к нему веревкой и оставлено в относительном покое.
Что-то замычало рядом.
— Пресвятые коровы? — с ужасом спросила я.
— М-м! — ответили коровы.
И тут до меня дошло:
— Кать, это ты?
— М-м!
— Ты как?
— М-м!
— Я так же. — Интереснейший диалог. — Как думаешь, где мы?
— М-м, м-м!
— Ты тоже считаешь, что в каком-то подвале?
— М-м!.. — промычала Катька и неожиданно добавила: — Ненавижу подвалы!
— А где кляп?!
— Выплюнула.
В следующую секунду кто-то вошел в помещение, и до нас донесся щелчок выключателя. Сначала я решила, что выключатель был сломан, ибо все еще оставалась в темноте, но вскоре до меня дошло, что повязку-то с моих глаз они не сняли.
Не успела я об этом подумать, как кто-то стянул ткань с моего лица. Но я по-прежнему ничего не видела! Когда яркий свет фонаря направили мне в лицо, меня осенило, что при помощи выключателя свет, наоборот, погасили — чтобы мы не могли видеть их лиц. Но мы и не пытались, а вместо этого повернулись друг к другу лбами — настолько неприятным был луч света после длительной темноты.
— Эй, смотлите на нас, когда мы говолим с вами!
Мы нехотя повернули головы. Я могла различить трех человек напротив, но лиц не видела, и так как третий оставался молчаливым всю беседу, не могла поклясться, что это был шофер.
— Вы не говорили с нами до этого, так что… — Катька пожала плечами, стараясь выглядеть смелой.
— Слышь ты! Тепель говолим! — В голосе картавого послышались нотки обиды.
— Сто вы накопали по убийству? — спросил шепелявый.
— Вы какое-то конкретное имеете в виду или мне угадывать?
— Убийство Крюкова! Есё одно самечание не по фуфеству, схлопочешь!
— Дорогой следователь, а не должны ли вы вызывать меня повесткой?
Кто-то из них — я не могла видеть кто — ударил ее по лицу! Затем, пока Катька материлась, они сказали, что будут бить ее за каждое мое молчание в ответ на их вопросы. Пришлось все им рассказать, начиная с того злополучного вечера, когда я нашла свой первый труп. Больше они ни меня, ни Катьку не били, но пригрозили, что, если мы продолжим расследование, будут трогать нас уже не голыми руками — и лезвия ножей появились в трагической близости от наших лиц.
Когда они оставили нас в темноте, подруга, все еще связанная, начала прыгать на стуле.
— Что ты делаешь? — поразилась я ее поведению. — Не время для упражнений!
— Я пытаюсь вытащить нас отсюда, дурочка!
Мое сердце похолодело.
— Ты думаешь, нас убьют? Но зачем им угрожать нам и велеть прекращать расследование…
— Мне плевать, что эти говнюки говорят! — Она еще раз подпрыгнула и повалилась на пол вместе со стулом. — О! Я нащупала гвоздь!
— Кать, слышишь, ничего не делай! Ты их только разозлишь!
Но моя подруга была не из тех, кто тихо ждет милостей от судьбы. Она всегда брала свою (и мою тоже, в данных обстоятельствах) судьбу в свои руки. Я не была уверена, хорошо ли она поступала, ведь она ставила под угрозу не только свою жизнь, но и мою. Тем не менее я понимала, что спорить с ней бесполезно, потому далее отмалчивалась.
Катька долго резала веревку гвоздем, наконец у нее это получилось, она быстро вскочила на ноги и бросилась к двери. Та оказалась заперта. Тогда Любимова нащупала выключатель и зажгла свет.
Я огляделась. Это действительно было подвальное помещение. Окна под самым потолком были маленькими, узкими и прикрытыми черными мусорными пакетами, очевидно, чтобы мы не могли увидеть, что снаружи. Вдоль одной из стен стройным рядом расположились высокие, наполненные чем-то мешки, в углу стоял допотопный проигрыватель на деревянных ножках, под ним валялась куча веревок — видимо, их и использовали, чтобы нас связать. У противоположной стены восседали старый, ободранный диван и несколько стульев.
— Погляди, я не размазала тушь? — задала давно интересующий ее вопрос Любимова, наклоняясь ко мне, все еще сидящей на стуле. Похоже, она ради своей туши и старалась! Это прям какая-то навязчивая идея!
— Отвали со своей тушью!
— Фи, как грубо! — возмутилась Катька и наконец меня развязала. Затем заглянула под диван. Там обнаружился ящик со старенькими инструментами. — Ерунда, ерунда… — говорила она, перебирая их и выбрасывая прямо на пол. — О, а вот это сойдет, — порадовалась подруга походному топорику, немного ржавому.
Я лишь покачала головой, когда Катерина решительно направилась к деревянной двери, ограждающей это помещение от остальной части подвала. Почему-то меня всегда начинало подташнивать, когда я видела топоры (то ли фильм «Пятница, 13-е» оказал такое воздействие, то ли странное предчувствие управляло моей душой), и я отвернулась, в то время как Катя нанесла свой первый удар. Дверь выглядела хлипкой, и ей хватило бы всего ударов пять, но на втором наше царствование завершилось: дверь открылась сама по себе.
