– А! Конечно есть. И пушки, и клинки, и копья, и доспехи, в которых можно проверять состояние работающего ядерного реактора. Все есть.
– Так какого ляда мы ими не пользуемся?! Сможешь зарядить? Вооружимся и нагрянем в Покатангол! Встретим сосунов – наваляем!
– Не вариант, я же говорил, что не могу взять атлантийские артефакты.
– Но поцтчему?! – проныл хомяк.
– Кащенизм мертв, смирись с этим. А игрушки Первых людей исключены. Даже у них есть срок годности, опять же если мы хоть кого-то из реверантов упустим, их командование узнает, что у нас есть технологии древних. Даже сейчас, насколько я могу судить, они уступают в техническом развитии нашим предкам, как обезьяна с камнем уступает физику-ядерщику в умении создавать оружие. Земля может стать в десять раз более привлекательной…
– Либо так их напугать, что они больше никогда…
– Всегда стоит исходить из худшего. Даже если сами реверанты побоятся к нам лезть, рано или поздно слух дойдет до тех, кто не побоится.
– Например?
– Например, настоящие Первые люди. Они ведь не вымерли, помнишь, Мив рассказывала. Где-то там есть мир под названием Кетер, у которого есть флот боевых кораблей, способный перемещаться между мирами безо всяких там врат и вламываться с десантом и пушками к кому угодно, даже к реверантам. Думаешь, они не захотят забрать все свое назад, а заодно вернуть потерянную колонию? Я вот не уверен.
– Ну так ты их того, на солнце.
– Да, почему бы и нет, отправим чертову прорву людей на солнце, ведь это так просто! Я рушил всю земную цивилизацию сотни раз, мне совсем не надоели человеческие смерти! Отличная идея, братан.
Некоторое время шли молча.
– Сарказм в реале – не круто.
– Прости. Просто эта штука, – Владимир крепче сжал хронометрон, – меня нервирует. Подозреваю наличие проблем похуже Первых людей. Да и не смог бы я их никуда отправить.
– Как так-то?
– Я манипулирую только теми элементами, которые являются частью нашего мира. Материей и энергией. Реверант насосался жизненной силы моих монахов и оказался в моей власти. Хью Джекман наверняка что-то употреблял на Земле, потому что я ощутил в нем частицы нашего мира и смог воздействовать. Когда и если вломятся атланты, в них не будет ни единого местного атома. Как с этим справиться, я не представляю.
Наконец художник нашел какую-то потерянную кладовку с лестницей, где на полках валялась уйма маленьких синих пентагонов.
– Эти штучки что-то вроде застывших воспоминаний атлантов. Типа кино в трех измерениях, правда, концовка всегда одна и та же. Я баловался с ними, когда только обнаружил, и, помнится, где-то мелькнула информация о хронометроне. Тогда мне это было совершенно фиолетово, интересовался в основном тем, как у них тут все навернулось.
Пришлось покопаться, чтобы среди сотен одинаковых пентагонов найти нужный. Как их различать, понимал только Владимир, он же напитал артефакт древней цивилизации энергией, так что тот засветился.
– Поехали.
Пентагон упал на пол, последовала вспышка, и они оказались посреди просторной залы, залитой светом. Архитектура осталась узнаваемой. Поодаль в каменном кресле сидел мужик с мышцами олимпийского чемпиона по вольной борьбе, завернутый в тогу. Он внимательно изучал парившие над развернутым свитком световые надписи, периодически внося поправки пером. Волосы атланта были словно обесцвечены и свободно падали на спину, тяжелую челюсть укрывала короткая борода, а брови были такими длинными, что отходили в стороны от головы подобно подкрученным усам.
Появился еще один атлант, более молодая версия первого. Поклонился.
– Вот этот мужик Хате́к ан Во́хра арр Алерасуве́ш, философ, скульптор, инженер и чиновник довольно высокого звена. Молодой – его сын Даро́н, только что вернувшийся из путешествия в другой мир. Он сообщает Хатеку, что гостил в доме у дяди Кинту́ла, сатрапа мироздания Ге́нши. Также он сообщает Хатеку, что его брат Кинтул мертв.
Старший первочеловек, дотоле внимательно слушавший отпрыска, слегка удивленно приподнял брови.
– Хатек спрашивает: как это произошло? Дарон отвечает, что стал единственным свидетелем того, как сатрапа Кинтула убил другой атлант. Дарон шел в кабинет дяди, но в преддверии услышал голоса. Очень быстро они оборвались, и послышался звук упавшего тела. Дарон ворвался в кабинет с клинком и застал над дядей незнакомца в бирюзовой тоге, сжимавшего в руках оружие неизвестной модели. Встретившись взглядами с юношей, убийца растаял в воздухе.
Выслушав это, Хатек надолго задумался, отчего его высокий лоб пошел сложной сетью морщин. Затем он вновь обратился к сыну, попутно рисуя пером прямо в воздухе трехмерную картинку.
– Он спрашивает: не видел ли Хатек при незнакомце чего-то подобного?
– О, это же хронометрон!
– Хатек говорит, что такая стеклянная капсула украшала фибулу незнакомца. Так, так… ясно, понятно. Сатрап Кинтул был видным ученым среди Первых людей, особенно глубокий интерес он питал к вопросам времени и пространства. Видимо, исследования Кинтула зашли слишком далеко, и Великая Ось прислала за ним иммунала…
– Это типа капли для поддержания иммунитета, что ли?
– Хатек говорит, что иммуналы служат средством защиты временного потока. Это представители силового крыла Великой Оси, которые появляются и исчезают, когда не имеющий на это права индивид слишком откровенно заигрывает со временем, дестабилизируя… временную параллель. У них есть оружие, способное убить кого угодно, и средство перемещения, способное перемещаться не только между мирами, но и во времени, – ковчеги бытия. Так! Видимо, они обратили внимание на то, что я довольно свободно обходился со временем в нашем мире, и прислали…
– Постой, Владик, – перебил хомяк, – ты мне скажи, мы что, вальнули Доктора Кто?
– Типа.
Фрагмент 13
Лабиринт. Любимчик путан. На столе у начальства
В Лабиринте халлов не любили. Вернее, их боялись, а оттого не любили. Просто ненавидели. Хотя на самом деле халлов в Лабиринте никогда и не было. Не являлись они в это пространство бытия, так как плевать хотели и на Лабиринт, и на его жалких хозяев. Халлы победили их и оставили доживать свой век в этой дыре, дабы те осознавали всю глубину своего падения и проклинали тот день и час, когда началась Война Пантеонов.
Строго говоря, Лабиринтом называли только сам город, огромный мрачный мегаполис, чьи дождливые ночи были полны неонового пламени, покупных девок, выстроившихся перед порнейями, круглосуточных закусочных и преступников всех мастей. Днями же в Лабиринте обычно властвовал такой туман, что на солнце можно было глядеть не щурясь.
А кроме того, был Олимп, неизменно сиявший в вышине; был Аид, по чьим мертвым землям не отваживалась ступать нога живого; и был Тартар, куда засунули чудовищ, чтобы они там множились и жрали друг друга живьем, ибо ничем иным в Тартаре было не пропитаться. Иногда, правда, эти бессмертные твари пробирались через земли Аида в Лабиринт и начинали охотиться на местных, но случалось это редко, и куролесили они недолго. Ровно до тех пор, пока не встречались с Тана́тосом, у которого на каждую мерзость был готов укорот.
