Так, Катя, возьми себя в руки. Мы же договаривались с Юлькой никому ничего не рассказывать. Как я могу тогда объяснить свое поведение? Надо что-то срочно придумать.
— Э-э… твои, — ляпнула я первое, что пришло в голову. В умную такую, мудрую голову.
Его брови немедленно поползли вверх, да так там и застряли. Опустив на свои ноги глаза, он спросил меня:
— Отчего ты считаешь, что они пустые? И что же это, долбаный блин, вообще может означать — пустые ноги?!
Он, несомненно, прав. Что же это может означать, в самом-то деле? Думай, Катя, думай.
— Ну, на тебе брюки. А я вот в мини, и сразу видно, что мои ноги настоящие. — Никакой малейшей логики в моих словах не было, и Дмитрий мог припомнить, что на пляже-то он расхаживал без брюк. Однако напоминание о моих ножках (я их еще удачно выставила в проход) заставило его мыслить в другом направлении, и слава богу.
— Не просто настоящие. Детка, они великолепны, — перешел Димка на флиртующий тон, поняв, что гроза миновала. А то женщины — как обезьяна с гранатой, никогда не знаешь, что они выкинут. — Ты бы так и сказала, не желаешь, мол, солнышко, раздеться. Я бы с радостью оголился, а то сейчас так жарко, даже вечернее время не спасает. Хочешь — пойдем к нам в квартиру. Миха занят твоей подругой, так что он не сможет помешать тебе щупать мои ноги, проверяя их подлинность. Ну и остальные части тела… — Парень гадко ухмыльнулся и самым пошлым образом мне подмигнул. Нет, ну как он мог такое обо мне подумать?
Однако я тоже перевела дыхание, поняв опять-таки, что гроза миновала. Только моя гроза была бы куда более страшной, чем та, которую он себе вообразил.
Зал с трепетом следил за диалогом, ожидая от меня ответной реплики и понимая, что каменная лестница пирса — это были еще цветочки.
— Давай ты сперва покормишь свою даму, а потом уже разговор иметь будем!
— Как, опять? Ты уже проголодалась? — Столько раз за один день я еще никого не удивляла, честное слово. Я даже возгордилась собой, ибо переплюнула свой же собственный рекорд.
— Между прочим, я так и не наелась. А ты обещал мне слона.
Так как служитель кафе тоже держал ухо востро, Димке даже вставать с места не пришлось, он просто крикнул громко, не поворачивая головы:
— Слонятина есть у вас? — как будто затылком чувствовал, что бармен любуется его спиной и моими прославившимися на все кафе ногами.
— Нет, — лениво отозвался тот. — Есть шашлык из свинины. Вчерашний.
— Вчерашний не пойдет. А что еще есть?
— Подойди да посмотри!
Забавный этот мужик, продавец и кассир в одном флаконе, подумала я, а Димке ничего не оставалось, как подняться и вновь отчалить к прилавку.
Что ж, дорога была открыта. Боясь спугнуть людей шумом, я максимально осторожно, присев на корточки — с некоторых пор моя излюбленная поза, — приподняла ножку стола, однако не учла того, что его поверхность не была пустой. Одноразовая посуда, обе банки и стаканчик из-под мороженого посыпались на пол, не удержавшись на повернутой на большой угол гладкой пластмассовой поверхности. «Только не оборачивайся», — молила я про себя, но Димка, разумеется, обернулся на шум и увидел как его пассия, перевернув стол со всем его содержимым, засовывает палец в пустоту внутри ножки. Потом то же самое проделывает и с другими двумя ножками этого стола.
Постояв в раздумьях, он все же проявил храбрость и вернулся, говоря мне по дороге:
— Да что же с тобой, на хрен, происходит? Что ты там делаешь на полу?
Посетители кафе, поскольку всё уже давно доели, внимательно следили за происходящим. К целлофановом окошкам со стороны улицы прилепились недавнишние рыбаки, тоже наблюдая за развитием событий.
— Ой, Димочка! Ты уже вернулся! Э… помоги мне поднять стол, а? Он вдруг — бах! — и перевернулся, — силилась я оправдаться, глядя в его серо-зеленые навыкате глаза.
— Но я видел, как ты сама его перевернула! Сама!
— Я?! — ошарашенно вытаращила я глазки. — Ты что! Зачем мне стол переворачивать, скажи на милость?
— Вот я тебя и спрашиваю — зачем?
— Да, зачем? — донеслось со всех концов кафе, а рыбаки у окошек согласно закивали, показывая, что тоже не прочь узнать ответ.
Я молчала. Поняв, что ничего от меня не услышит, Димка, глубоко вздохнув, взялся за столик и перевернул его, извинившись перед работником кафе. Последний пожал плечами, однако прибавил, что если «ваша дама» еще чего-нибудь вытворит, он самолично вышвырнет ее, то есть меня, из заведения, так как, кроме всего прочего, является на полставки вышибалой.
Дмитрий поднял меня за руку и, усаживая на стул, поднес губы к самому уху:
— Послушай, солнышко, я не знаю, что у тебя здесь за дела, но мне не хотелось бы из-за этого страдать. Давай хотя бы остаток вечера проведем нормально.
Я закивала котелком, а сама думала вот о чем: как бы мне умудриться перевернуть все-все столики этого кафе и проверить все-все ножки этих столиков так, чтобы не оказаться вышвырнутой на улицу добрым кафешником? Так, нужно, чтобы люди вышли на улицу, а я осталась здесь одна. Как же их выкурить-то? О!
Напустив в голос побольше тревоги и испуга, я выкрикнула:
— Пожа-а-а-р!! Гори-им!!
Все тут же подскочили, заметались (я мысленно хвалила себя за смекалку), но почему-то, вместо того чтобы выбраться на улицу, огляделись, и со всех концов послышалось:
— А что горит-то? И где?
— Да вроде ничего не горит!
— И дыма нет!
— Кого вы слушаете? Дамочку, простукивающую ступеньки и переворачивающую столы? Не смешите!
И, к моему ужасу, люди вновь уселись по местам. Продавец и вышибала напомнил им, что либо пусть покупают еду, либо расходятся. Они снова пошли вопреки моему плану, выбрав первое.
— Блин! — сказала я и вспомнила про Димку. Он молча сверлил меня взглядом, и, мне кажется, я была не права, когда решила, что сильнее удивления в санатории у него уже не будет. Сейчас он был настолько удивлен, что… Мне оставалось лишь молиться, чтобы он меня не пристрелил, поняв, что я буйная и опасна для общества.
— Зачем. Ты. Сказала. Что мы. Горим?! — произнес он по отдельности, с паузами и расстановками, слова, которые, сгруппировавшись, образовали вопрос, требующий ответа, но не имеющий его.
Поскольку отвечать было нечего, я просто пожала плечами.
— Что это значит?
— Дима, в России, где мы живем, пожатие плеч означает «не знаю».
— Ты. Не знаешь. Зачем. Сказала. Пожар?!
— Ты. Не знаешь. Зачем. Сказала. Пожар?!
Проникновенно улыбнувшись, я подтвердила догадку:
— Да.
— О-о-о, — растянул он гласную, показывающую степень запущенности моего поведения.
