— Интересно было бы посмотреть на их лица, когда они обнаружили пропажу того, что уже почти шло им в руки. — Юлька говорила, понятное дело, о наших утренних знакомых.
— Да. Психолог, небось, тут же порвал в клочья свой диплом. Я, говорит, вижу тебя насквозь! Что, съел? — Треть напитка я уже благополучно осушила, потому начала хохотать. Юлька меня поддержала.
Отсмеявшись, мы чокнулись бокалами, выдав пафосный тост «За любовь!», и снова выпили.
Через полчаса из-за крайнего автомата поднялся мужчина и, с надеждой оглядевшись по сторонам, направился к нашей паре. Ну почему все время так? У меня что, на лбу написано «Спросите меня!»? Сейчас я задаюсь вопросом, что бы случилось, не подойди он тогда к нам. Наверно, всех этих сумасводящих приключений, в изобилии посыпавшихся на ниши головы с той знаменательной минуты, мы сумели бы избежать и жили бы грядущую неделю припеваючи. Но рок — он и в Марокко рок. И в Туапсе тоже.
Сказать по правде, я давно заметила этого мужчину. Много игроков на моих глазах менялось возле этих двух стен, так как заядлые «азартоманы» околачиваются больше в казино, а не в обычных барах. Здесь же автоматы стояли лишь для развлекухи, для тех, кому надоело пить и танцевать, чтобы отвлечься на что-нибудь иное, новенькое. Но этот же тип сидел здесь с тех самых пор, как мы пришли, или даже раньше, и не вставал со своего места ни разу. Его коричневые волосы торчали в разные стороны, а губы оказались ярко-малинового цвета. Издалека могло почудиться, будто это помада, но это был натуральный цвет его губ, который встречается довольно редко, чаще у цыган. Может быть, что-то эдакое в его крови на грамм и присутствовало, но мужчина все же большей частью своих генов был русским и прожил на свете лет тридцать пять или чуть больше.
— Простите, прекрасная незнакомка, — обратился тип ко мне, — у вас не будет двух десятирублевых монет? В долг, разумеется.
В глазах стояла мольба последнего алкаша, просящего стольничек на опохмел. Ох, не люблю я этих зависимых людей! Водка, кокаин, игральные автоматы — разница небольшая, не находите ли? Просто у людей напрочь отсутствует сила воли. Не знаю, почему я полезла в сумку. Не знаю, почему достала кошелек. И не знаю, почему я выудила оттуда кровные двадцать рублей монетами и дала их мужчине. Обычно я посылаю подальше таких вот просителей. Наверное, судьба и есть судьба, и от нее никуда не денешься.
Коричневоволосый заулыбался и попросил меня на них подуть.
— Это еще зачем? — шокировалась я.
— Вы такая красавица! Вы обязательно принесете мне удачу. — Видя, что я все еще не могу решиться, он добавил: — Ну прошу вас, сжальтесь! — Странно. В этот миг я поняла, что мольба в глазах не имела никакого отношения к форме наркомании. Она относилась к чему-то другому, что я так и не сумела раскусить.
— Ладно. — С хмурым видом я поднесла губы к монетам, уже перекочевавшим в его ладони, взаправду дунула на них и произнесла: — Удачи вам.
— Спасибо.
Тип направился ко все тому же автомату, непонятно чем ему приглянувшемуся, а я вернулась к подруге.
— На чем мы остановились?
— Как это? — хитро подмигнув, ответила Юлька. — Тост. За все хорошее!
Мы чокнулись, но даже не успели поднести ко рту бокалы с зонтиками: нам помешал громкий гул, исходящий от одного из автоматов. Я подняла глаза: мужчина нервно теребил и без того взлохмаченные коричневые волосы, отказываясь верить в удачу. Он выиграл! Отгудевшая машина через секунду высыпала в предназначенный для этого кармашек все монеты, содержавшиеся в ней, полностью себя опустошив. Часть монет перевалилась за бортик кармана и звонко полетела на пол. Сперва растерявшись, мужчина принялся живо пихать свой громоздкий выигрыш в старомодную тряпочную сумку с ручками, предусмотрительно оказавшуюся в кармане брюк. Его соседи завистливо зааплодировали и тут же вернулись к игре.
Мужчина еле поднял тяжелую сумку с пола, откуда подбирал последние монеты и подошел к барной стойке, заказав кружку пива. Повернулся к нам.
— Спасибо! Я так и знал, что вы принесете мне удачу! — Тип улыбался так открыто, что были видны не то что все зубы — все пломбы на них. — Позвольте представиться. Кочерга. А вас как звать?
— Кочерга? Что ж, я тогда швабра.
Юлька смущенно хихикнула в ладошку, а мужик загоготал в голос.
— Нет, я правда Кочерга. Меня все так зовут. От фамилии Корчагин, созвучно потому что. По паспорту Алексей.
— Будьте здоровы, Алексей, — подняла я бокал, вспомнив, что мы с подружкой так и не выпили, и сейчас мы исправили эту оплошность.
Алексей одним залпом выдул кружку пива, вернул емкость бармену, развернулся и, чуть сгибаясь под грузом металлического выигрыша, вышел из дверей.
— Ты ему так и не назвалась, — напомнила подружка.
— Что ж, пусть считает, что я Швабра Вениковна, как он выражается, по паспорту, — пожала я плечами. — Меня волнует другое — он так и не отдал мне долг. А вообще, неплохо бы и поделиться, это ж я дунула! — Я, видать, тоже отвыкла от спиртного, если с одного лишь коктейля до такого додумалась.
Подружка ахнула:
— Точно! Вот жадина! Пойдем догоним!
Кивая, я поставила почти пустой бокал на столешницу и поднялась.
— Сначала расплатитесь, — встрял бармен.
Отдав ему грабежеподобную сумму за всего-то два коктейля, мы выбежали на улицу, надеясь догнать Алексея — не мог же он так далеко учесать за полторы минуты с двумя десятками килограммов в руке, — но произошло ужасное и непредвиденное событие. Конечно, двадцать рублей — это сущий пустяк, но в нашей крови взыграл алкоголь — это версия разума. Душа же твердит об ином — от судьбы не уйдешь.
Бар находился в глубине двора и по случаю позднего часа здесь, на улице, было безлюдно, и, не считая нас, впереди идущего Алексея и подскочившего к нему парня в черной одежде, не было ни души. Последний так быстро и ловко выстрелил Корчагину в живот, что мы не успели даже предупредить Алексея о надвигающейся опасности, а когда мы закричали, было уже поздно.
Преступник обернулся на нас, мы застыли в ужасе, ожидая выстрела и конца наших жизней, но он только взял сумку с выигрышем, которая, успев упасть на землю, часть монет великодушно отдала асфальту, и пустился бежать.
Придя в себя, я подскочила к Алексею, а Юлька бегом вернулась в бар за помощью.
Мужчина был еще жив, и ввиду специфики ранения я могла заверить: умирать он будет долго и мучительно. Я взяла его лицо в свои ладони и приподняла.
— Больно… — прошептал он. — Живот, больно… Я так и не… как вас…
— Не говорите, — посоветовала я. — Уже вызвали «Скорую», они сейчас приедут и заберут вас. И вы поправитесь. — К сожалению, я знала: у него нет шансов выжить. Но я не имела никакого морального права сказать ему сейчас эту правду.
Немного помолчав, видимо, собираясь с силами, он спросил:
