— Как вас… зовут?
— Катя.
— Катя… возьмите… — Корчась от боли, Алексей полез в карман и достал оттуда какой-то неровный желтоватый лист бумаги.
— Что это? — Я осторожно опустила его голову и взяла из испачканных его же кровью рук листок. Корчагин тут же приложил вторую руку к окровавленному животу. На лбу его выступили крупные капли пота.
— Отдаю… долг. Это же был… ваш… выигрыш. — Он помолчал, а я продолжала смотреть ему в лицо и почувствовала, как у меня увлажнились глаза. Это ужасно, когда человек только что с тобой разговаривал, пил пиво, шутил, и вот он уже смертельно ранен изуверским преступником, позарившимся на несчастные три тысячи рублей мелочью. — Разверни, — приказал он.
Я повиновалась. Это была половина плана чего-то. Ближе к неровному правому краю листа стоял жирный красный крестик, а внизу приписаны шесть цифр.
— Я не понимаю, — в отчаянии выговорила я. Чего он от меня хочет? Знаю, что должна выполнить волю умирающего, но как это сделать, ежели ничего не понятно? — Это план?
— Дда… План… аквапарка этого… города. Там, где крест, зарыт… — Мужчина закашлялся. — Зарыт сейф. То, что там… теперь твое. Цифры — первая часть кода.
Что же это получается? Клад? Ну ничего себе…
— Шесть цифр здесь, — продолжал он говорить тихо, хрипло, тяжело дыша. — Еще шесть… на другой… части. — Его рот выпустил струйку теплой крови. Мужчина начал захлебываться и пытаться выплюнуть ее.
Юля вместе с парочкой мужчин выбежала из здания.
— Мы вызвали «Скорую», — крикнула она по дороге.
Я кивнула ей и вернулась к подстреленному.
— Алексей, я так поняла… есть вторая часть карты?
Он сначала хотел кивнуть, но понял, что затея тщетная, ведь любое телодвижение доставляло дикую боль, и просто моргнул. Двое посетителей бара накинулись на него, как коршуны. Я так поняла, это были единственные врачи в заведении на тот момент. Образцова, конечно, не успела увидеть, как все было запущено, потому привела сюда помощь, но им-то одного взгляда хватило, чтобы убедиться: Алексею уже не помочь. Однако «Скорая» тоже этого пока не знала и спешила сюда на всех парах, оглашая окрестности воем сирены.
Я наклонилась к раненому.
— Алексей, где вторая часть карты?
Мужчины и Юлька недоуменно переглянулись между собой: какая, мол, карта?
Но глаза Корчагина затуманились, и взгляд стал какой-то бессмысленный. Я снова взяла его лицо в руки и направила его взор на себя.
— Нежух… Вниз, третья сту… пень, — проговорил он еле слышно, и дух его покинул.
— Что за ступень? — спросила я его, но бездыханное тело уже не могло мне ответить.
«Скорая» затормозила и высыпала наружу людей в зеленой спецодежде. Двое мужчин из бара отрицательно покачали головами, и те сразу их поняли — один язык. Тогда фельдшеры накрыли тело белой простыней и велели вызывать полицию.
Общение с представителями последней нам не доставило особого удовольствия. Нет, обращались с нами вежливо, но две испуганные подруги — это были, к несчастью, их единственные свидетели, потому весь энтузиазм служители закона направили конкретно на нас. Что ж, мы рассказали в точности по секундам, как это произошло, и дали весьма подробное описание убийцы. На вопрос: «А почему, как вы думаете, киллер не избавился от вас, как от свидетелей?» — мы лишь недоуменно пожали плечами. Это действительно осталось загадкой.
Измученные и голодные, две подруги возвращались домой уже далеко за полночь. Меня всегда поражало, насколько резко темнеет на юге относительно нашей Москвы, за считанные минуты, а главное, что и сами ночи здесь коварно и страшно черны, вокруг ничего не видно — хоть глаз выколи. Не то что у нас дома. Выключишь свет, через небольшое количество времени глаза уже привыкли к темноте, и видишь как кошка. А на улице-то ни за что не упадешь в канализационный люк и не перепутаешь ладонь возлюбленного с лапой дворняги. Здесь же нам приходилось одной рукой держаться друг за друга, другой — за столбы и заборы, ежели таковые неожиданно появлялись на пути. Хорошо хоть кое-где горели редкие фонари, что помогло нам прочесть таблички на домах и свернуть тем самым на нужную дорогу.
— Катя.
— Что?
— А чего он тебе дал, этот Алексей? — Я набрала в грудь побольше воздуха и выложила подруге весь диалог с умирающим. — Как ты могла, циничная женщина, спрашивать про вторую часть карты у человека, который вот-вот отбросит коньки?
— Ну, — немного смутилась я и все же отразила удар: — Я обязана была выполнить последнюю волю умирающего, хотя это было неприятно и жутко.
— Ну, так и где же она, вторая часть? — с таким живым интересом в голосе спросили меня, что я не удержалась от восклицания:
— Эх, Юлька, Юлька! Сама меня отчитала за черствость, и тут же: «Где карта?» Где, где, в… Нежухе.
— Где? Это что, ругательство?
— Ой, рада бы с тобой поспорить, да не могу. Я и сама не знаю, что это такое. Но ты же сама слышала: «Нежух, вниз, третья ступень». Что же это такое, хотела бы я знать?
— Спросим у кого-нибудь. Ты ведь понимаешь, что мы обязаны выполнить священный долг перед убитым и найти сокровища?
— Конечно, я это понимаю.
Да, мы так говорили, будто собирались искать клад именно потому, что нас об этом попросили, а не потому, что самим не терпелось во что-нибудь влипнуть. Это у нас с подругой в крови, мы частенько встреваем во всякие авантюры, расследования и иные темные делишки. Пару раз мы чуть жизней не лишились, но это не вправило двум любопытным варварам мозги на место.
— Значит, сейф, — вдумчиво проговорила подруга. — Что может быть в сейфе? Валюта?
— Вполне возможно, — не стала рушить ее мечты. — Либо ценные бумаги.
— А может, золото?
— Да-да, золото-бриллианты! — рассмеялась я, вспомнив бессмертный фильм.
— Стой, ты куда? Вот наш дом.
Мы остановились. Свет фонаря сюда не доходил, но это, несомненно, владение бабы Дуси. Вон она, макушка деревенского туалета, мрачно освещаемая слабым светом луны. Мы потянули на себя калитку, однако она, вопреки нашему предположению, открылась в другом направлении, не на себя, а от себя.
— Странно, — пожала Юлька плечами.
— Мы, видать, с тобой перепили. Оттого забыли, куда она открывается. Давай же, заходи.
— Нет, ты первая, — взъерепенилась подружка.
— Что за детский сад? Видишь, край крыши погнулся? Это только у нашей старушки во всем городе может быть. Она же слабенькая уже, сама не починит. Идем.
Мы прошли вперед, калитка за нашими спинами скрипнула и захлопнулась. Дойдя до дома, я взялась за ручку — дверь была заперта. Вот блин! Не везет так не везет.
— Кать, давай позовем ее.
