Брюнхвалд озадаченно уставился на Волкова, но тот сам об этом слышал впервые. Он и сам был удивлён.
— Деньги все пусть выплати городской магистрат из казны, а город пусть потом все деньги взыщет с виновных.
Люди из магистрата и сам бургомистр рады такому раскладу не были, стояли с кислыми лицами. Да разве тут поспоришь?
— Святым отцам города Альк, ночью быть при осуждённых, исповедовать их и дать им причастие. На том всё. Трибунал свою работу закончил. Кавалер, добрый человек, проследите, чтобы приговор зачитали на рыночной площади и у главной кирхи города. Да, простит нас Господь.
Люди стали расходиться, женщины завыли снова. И с новой силой. Их потащили в тюрьму. Приговор Волков забрал у писаря и передал Брюнхвальду, а сам поспешил поймать бургомистра, и поймав его сказал:
— Господин бургомистр, деньги мне принесите сегодня, мне нужно будет с трактирщиком рассчитаться.
Господин Гюнтериг кивнул невесело.
— И те десять монет, что обещали мне за содействие вашему писарю. Не забудьте.
Гюнтериг опять кивнул.
— И не забудьте, что к рассвету эшафот на площади должен быть готов. И чтобы лавки для святых отцов были.
На этот раз Гюнтериг даже не кивнул, только смотрел на Волкова, поджав губы.
— И не смотрите на меня так, вон на баб своих так смотрите, — зло говорил кавалер, — если бы не они, нас тут не было бы.
Господин бургомистр и на этот раз промолчал.
Он ещё не доехал до постоялого двора, как его догнал Брюнхвальд и заговорил сразу.
— Отчего попы вдову решили наказать?
Волков глянул на него удивлённо, но ничего не ответил.
— А вы знали, что вдову пороть собираются? — продолжал ротмистр, видно этот вопрос не давал ему покоя.
— Нет, с чего мне знать, я ж не выношу приговоров.
— За что бабу бить будут, не понятно.
— Всё понятно, за блуд.
Волкову было понятно, а вот Брюнхвальду нет, он не соглашался.
— Так не замужем она.
— Карл, я не буду спорить, мне всё рано.
Они въехали во двор трактира, но видимо ротмистр не считал разговор законченным:
— Кнутом бить будут, да ещё два талера возьмут.
— Ничего, не обеднеет, сыр всегда людям нужен будет.
— И ещё у столба стоять весь день, на позоре.
— Карл, что вы хотите? — Волков слез с коня.
— Может попросить попов, чтобы изменили приговор? — предложил Брюнхвальд.
— Вы в своём уме? — Волков стал пристально его разглядывать, — изменить приговор, да Максимилиан его уже на рынке прочёл, теперь у церкви читает, да и с чего бы попам менять приговор.
«А-а, старый вы дурень, Брюнхвальд, — догадался кавалер, — вам что, приглянулась вдова?»
— Причём здесь это, — бурчал ротмистр, — приговор не справедливый.
— А по мне так справедливый.
— Пять ударов кнутом по женской коже? Справедливо?
— Скажем Сычу, чтобы бил милостиво, чтобы не попортил кожу.
— А два талера?
— Карл, я целыми днями думаю о том, чем платить вашим людям и вам, — начинал злиться Волков, — и я даже представить боюсь, сколько ещё с меня попросит трактирщик за постой. И уж я, не задумываясь, возьму с вдовы два талера, а раз вы так за неё переживаете, отдайте эти пару монет сами.
Брюнхвальд насупился, стал таким, каким Волков его увидел в первый раз, суровым и жёстким:
— У столба её будут день привязанной держать.
— Попы уедут, сразу отпустим.
— Позор ей будет.
— Ей уже позор. Весь город знает, что к ней мужики ходили. Да и весь город знать будет, что трём бабам из-за неё языки повырывали.
— Думаете ей лучше уехать? Думаете, что семейство Липке ей не простит этого?
Кавалер развёл руками, мол: «Ты и сам всё понимаешь». Он бросил поводья Ёгану и пошёл в трактир, ему совсем не хотелось продолжать этот разговор, а вот Брюнхвальд ещё, видимо, не закончил. Шёл за ним.
Да на счастье Волкова почти в дверях трактира его встретил брат Ипполит, и, поздоровавшись, произнёс:
— Господин, есть ли у вас время поговорить с бароном?
— Есть, — сразу согласился кавалер. — А что он хочет?
— Думается мне, он вам хочет дело предложить.
— Дело? Один барон мне уже дело предлагал. Мне не понравилось, — Волков готов был отказаться, да нельзя отказывать человеку, который ездит на карете с гербом герцога Рбенрее, даже не выслушав его. — А что за дело, не знаешь?
— Не знаю, думаю, дело будет конфиденциальное.
Брюнхвальд хмурый стоял рядом, ждал, Волков глянул на него и сказал монаху:
— Конфиденциальное. Ну, пойдем, послушаем.
Барон уже не лежал в кровати, выглядел лучше, Волков сразу это отметил:
— Рад, что вы идёте на поправку, барон, — сказал он, садясь в кресло и беря у слуги стакан с вином.
— Всё благодаря вам, кавалер, этот молодой монах на удивление неплохой лекарь, и чтец, и умник, — отвечал фон Виттернауф, садясь в кресло напротив. — Как идёт ваша инквизиция?
— Дело закончено, ведьм не нашли, бабы оклеветали вдову к которой ходили их мужья.
— Как раз тот случай, когда вдова была весёлой, — усмехнулся барон.
— Ну, теперь ей уже не до веселья, получит пять кнутов и ненависть семей, чьим жёнам палач отрежет языки за навет.
— В общем, все получат то, что заслужили.
— Да.
— Вы не пьете вино, — заметил барон, — ах, да, я забыл вы держите какой-то свой пост.
— Святые отцы решили, что я недостаточно свят для их миссии, наложили епитимью, — Волкову было нелегко, речь барона была изыскана и утончённа, в прошлый раз, когда они были тут с Брюнхвальдом, барон говорил проще. Кавалер пытался говорить так же.
— Я позвал вас, чтобы поговорить с вами. Вас это не удивило? — начал барон.
— Судя по тому, сколько вы обо мне расспрашивали, это должно было случиться, — заметил Волков.
— Да, наверное, вы правы, может быть для вас, моё приглашение было очевидным, — едва заметно улыбнулся фон Виттенауф, — понимаете, у меня есть одно дело, но…
Он замолчал. И кавалер продолжил за него:
— Вы бы хотели услышать от меня обещание, что ваше дело будет тайной, и я никому о нём не расскажу?
— Вы удивляете меня соей проницательностью, — сказал барон, — именно об этом я и хотел вас просить.
Волков чуть подумал, вздохнул, и отпил вина, пост — постом, а когда речь идёт о серьёзном деле можно и вина выпить. И начал:
