— Хорошо, согласна я, только вы уж потом меня не обманите, отпустите, иначе грех вам будет, — говорила бабёнка, вдруг задирая верхнюю юбку и приговаривая. — Вот, что вам видеть надобно.
Она из кармана на нижней юбке достала небольшой мешочек, как маленький кошелёк. Кавалер даже думал, что деньги достаёт, может откупиться хочет. Но из мешочка на ладонь она высыпала чёрный, вернее, тёмно-серый порошок, подошла с ладонью этой ближе, протянула им, словно показать его хотела. Кавалер и Сыч молча смотрели на неё, ждали. А она вдруг опять потемнела лицом, набрала воздуха и дунула себе на ладонь, да так, что весь этот порошок сразу сдула, и полетел он облаком в лицо и Сычу и Волкову. И всё в лицо, в глаза, и тому и другому.
— Ах, тварь ты такая, ведьма, — орал Сыч, отворачивая лицо. — В инквизицию тебя, на дыбу, на дыбу, падаль ты придорожная.
А Волков ничего не орал, ему словно выжгло глаза, словно зажмурился он и темно стало. Но даже теперь он от двери не отошёл, а по привычке потянул меч из ножен. Хоть не видел сейчас ничего, хоть и тёр глаза левой рукой, но выпускать ведьму из комнаты живой он не собирался.
— Прекрати орать, — сухо скала он Сычу, — не слышу её из-за тебя.
Волков продолжал подпирать дверь. Ему нужно было только услышать её. Только услышать, меч у него был острее бритвы, хоть и говорили его старые друзья, что не надо так меч точить, так его портишь только, но он всегда затачивал меч до страшной остроты. И теперь он знал, ему только попасть нужно, и тварь не уйдёт. Сыч затих. В комнате стало тихо-тихо.
И тут заорала ведьма звонко:
— Сюда, входите уже, пора!
И сразу же в дверь ударили, да с такой силой, что кавалер не удержался на ногах, упал, но меча не выронил, хоть ещё и слеп был, тут же вскочил и пару раз махнул им на уровне живота раз и на уровне коленей, туда-сюда, никого не зацепил. А в комнату ввалились люди, мужи, топали громко сапожищами, рядом совсем. Волков махал мечом на звук, да всё впустую. Отступал, спиной стену нашёл, к ней прислонился спиной, меч вперёд выставил и слушал. А слушать было что, там били Сыча, и видно ведьма в том участвовала, Фриц Ламме орал:
— Уйди паскуда, уйди, уже когти я тебе обломаю. Ай, дьявол, экселенц, бьют меня. Бьют сильно.
Волков слышал грохот от падения. Приглушённую брань мужскую и снова орал Сыч:
— Экселенц, кошель забрали, отняли деньги!
Потом удар и он смолк, а затем негромкий голос ведьмы:
— Этого бросьте, того убить лучше бы, злой он.
Это было про него.
Кто-то буркнул ей, что-то неразборчиво. И кавалер услышал, как кто-то идёт к нему, старается не шуметь. Не стал ждать, смысла не было, хоть и горели глаза его огнём, но он знал куда бить. Шаг от стены, выпад: сверху, справа-вниз, влево. Пустота. Ещё быстрей, шаг вперёд, выпад: сверху, слева-вниз, вправо. И… попал, очень хорошо попал, так что брызги на лицо, липкие, горячие — кровь. Вой чей-то, матерщина, грохот. Кот-то стонет на полу, хрипит.
Два шага назад, нашёл стену, стал к ней спиной, меч вперёд.
— Говорила же вам, говорила, злой он, — орёт ведьма, — убейте его.
Волков слушает, а в комнате все шевелится, но не топают сапогами, люди что-то делают, готовятся его убивать, но без слов, в покоях тихо, только кончается кто-то на полу, хрипит тяжело. Подскуливает противно. Волков, хоть и слеп, и глаза горят, а усмехается. Рад, что хоть одного разрезал.
— Скалится он пёс, — визжит баба, — делайте уже, делайте!
А ему лишь ждать осталось, слушать и ждать. Но он так и ничего не услышал. Прилетело что-то, или подошёл к нему кто, кавалер не понял. В общем, ударило его по голове, словно доской какой, или лавкой. В правый угол лба. Да так, что ноги у него подкосились. И тут же кто-то ударил по руке с мечом. Не удержал он меча, выронил, а сам завалился на стену, стал сползать по ней. Опять его били по голове, пытались бить, почти не попадали, колья все об стену стучали. Кто-то навалился на него, схватил крепко, воняя по-мужски, прижал его, а кто-то справа ударил ему в левый бок ножом, да видно дурень был, в бригантину бил, бригантина удар выдержала. А у бившего рука по ножу скользнула, сам себе он руку своим же ножом и располосовал, завыл, нож выронил. Звякнуло железо. А тот, кто схватил его, сопел, старался, стал тоже ножом тыкать, в горло рыцарю метил, да рыцарь по стене сползал вниз, руки тянул вверх, голову прикрыть, мешал убийце, тот и попадал ему раз за разом то по голове, то по плечу, то по руке. Никак толком достать не мог. А к Волкову тем временем и разум вернулся, вспомнил он себя, потащил из сапога стилет свой. И пытаясь закрыться левой рукой от ударов, сам ударил снизу вверх. И не попасть не мог. Может и не сильно, не глубоко, но стилет воткнул в мясо. Кровь потекла сверху ему на правую руку по стилету. Человек зарычал и отпрыгнул. А кавалер хоть всё ещё слеп был, но уже хоть дышать мог, а то задыхался в объятьях этого мужика. Выставил стилет вперёд, стал левой рукой шарить по полу, меч искать.
— Убейте вы его, — шипела озверевшая баба, — шваль, олухи, слепого убить не можете что ли?
— Сама иди, убей, — зло отвечал ей грубый мужской голос. — Гавкаешь, сука, только под руку.
— Уходить нужно, — говорил другой.
— Убейте его, ублюдки, — не успокаивалась ведьма. — Не убьёте его — пожалеете, — орала баба. — Пожалеете. Все пожалеете.
— Кровь у меня идёт, — отвечал ей мужик.
— Уходим, всё, — закончил дело повелительный грубый голос.
Загремели шаги к выходу, ведьма все материла мужиков, уходила тоже, кого-то потащили прочь из комнаты.
А Волков всё не мог найти меча на полу. Боялся, что врут, что не ушли, что сейчас вернутся и снова ударят по голове. И тогда добьют точно. Но в коридоре уже шумели другие люди, кто-то звал хозяина. Но кавалер не опускал стилета, пока не услышал знакомый голос:
— Боже мой! Господин, вы ранены. А Сыч? Что с Сычом?
— Максимилиан? Ты?
— Да, господин. У вас кровь на лице.
— Я ничего не вижу.
— Да господин, я сейчас позову монаха.
— Меч!
— Что?
— Где мой меч? Смотри на полу, я уронил меч.
Шло время. Максимилиан, что-то делал, но Волков ждать не мог, хоть резь в глазах и проходила, но голова трещала изрядно, и тошнило его сильно. Он встал, не пряча стилета, стоял, держась за стену:
— Ну? Нашёл меч? Где ты там?
— Нет, господин, не нашёл, вашего меча тут нет.
— Твари, — он помолчал, пережидая приступ тошноты. — Твари, они забрали мой меч. Посмотри, что с Сычом?
— Господин, Сыч, кажется жив! — обрадованно сказал молодой человек.
— Мама моя, — услыхал кавалер характерный говор Фрица Ламме. — Святые угодники, они что, меня убили?
