Волков ни одного кота не видел. Только вонь от них стояла. Сыч склонился над ней, погладил по голове сначала, а потом взял девочку за шею и, заглядывая ей в лицо, спросил с угрозой:
— Бежать-то зачем хотела?
— Вильма велела, говорила, если люди незнакомые придут, дверь не отпирай, ломиться будут — через заднюю дверь уйди.
— А потом куда идти?
— В приют к матушке, авось благочестивая Анхен меня бы не прогнала бы.
— И там Вильму ждать?
— Да, — девушка кивнула.
— А где она сама?
— Не знаю, как ушла вчера, так до сих пор и не было её.
— Звать-то тебя как? — спросил Волков.
— Эльза Фукс.
— Ты её Вильмой зовёшь, значит, не мать она тебе? — предположил кавалер.
— И не служанкой ты тут живёшь, — говорил Сыч, беря девушку за ухо и разглядывая золотую серёжку, а потом руку её и разглядывая золотое кольцо. — И не сестра ты её. Кто ж она тебе?
Девочка опасливо глядела на него снизу вверх потом на кавалера, и ничего не отвечала. Видно, боялась, а вот чего — было не ясно.
— Как ты с Вильмой познакомилась? — спросил Волков, пытаясь её разговорить. — Давно ли?
— В прошлом году, — сразу начала Эльза, — мы с родителями и с братом в Эйден ехали, переезжали, там у меня дядя помер, вот мы и поехали к нему, у него пивоварня была. Приехали сюда, тут на ночь стали, а утром ни родителей, ни брата не было уже, и добра нашего не было нигде, и коня не было с телегой. Всё украли.
Она замолчал, но Сыч продолжал спрашивать:
— Ну и?
— Я искать стала, а тут Вильма и говорит, уехали родители твои, бросили тебя, пошли со мной в приют. Я и пошла.
— А останавливалась вы где, в «Безногом псе»? — интересовался Волков.
— Нет, мы остановились в «Старом рыбаке», — отвечала Эльза.
Тут Сыч сел на корточки рядом с ней и, заглядывая девочке в глаза, спросил, как можно более дружелюбно:
— Эльза Фукс, а Вильма с тобой в постель ложилась?
— Что? — удивлялась девочка, заливаясь румянцем и глядя на Сыча. — Как это?
— А как муж с женой лежаться, — отвечал Фриц Ламме. — Нет? Не было такого? А чего ж ты тогда краснеешь так?
Девочка неотрывно смотрела на него и не отвечала.
— Ложилась ведь, да? — продолжал Сыч. — Вильма, видать, мужиков-то не привечает? Ну, чего молчишь-то?
Но девочка всё молчала. Только глядела то на Сыча, то на Волкова. А Сыч продолжал улыбаясь:
— Задаётся мне, что родителей твоих Вильма и убила, а тебя не стала, ты, видно, приглянулась ей. Она тебя и взяла себе. Наверное, и пивоварню дяди твоего как-нибудь приспособила, она ловкая, ведь так?
Эльза Фукс продолжала молчать.
— Ну, чего вылупилась, скажи уже что-нибудь, — улыбался Фриц Ламме.
— Неправда это! — наконец произнесла девушка. — И кто вы такие, чего вы хотите от нас? Откуда вы всё это знаете?
— Да я думаю так, просто, — говорил Сыч, — может, оно и неправда. Только вот одно мне интересно: серёжки да колечко кто тебе подарил? Золотишко-то, я вижу, твоё нестарое, видать не родители тебе его дарили. А может, жених дарил? Так ты скажи, кто он, мы и спросим у него.
Девочка молчала.
— Нет жениха? — Сыч победно улыбался. — Вильма подарила. Она! А с чего бы ей тебе золото дарить, если ты с ней в постель не ложилась, а? Может, от раскаяния, что родителей твоих порешила?
Эльза Фукс смотрела на него с ужасом. А Волков видел, что каждое слово Сыча попадает в цель. Каждое слово достаёт девушку.
— Ну, говори, когда она тебя взяла и где? — продолжал Фриц Ламме, и тут он влепил девчушке пощёчину, звонкую и тяжёлую.
Девушка чуть не повалилась на пол. Едва удержалась, схватилась за щеку, заплакала.
— Порыдай-порыдай, да только знай: я-то добрый и спрашиваю по добру, — он указал пальцем на Волкова, — а вот, господин мой, он не очень добрый, и с ведьмами не церемонится.
Сыч приблизился и почти в ухо говорил ей:
— Я сам видел, как он ведьме одной в пасть раскалённые кочергу совал, так у той губы да язык жарились, а вонь стояла в каморе пыточной жуткая. Хоть беги. И жарил он её пока она не сдохла. Он и с тобой так поступит, ему тебя не жаль. Он ведьм не жалует. Так что ты со мной говори, не дожидайся, пока он спрашивать начнёт.
— А что ж мне сказать-то вам? — испугано лепетала Эльза.
— Всё говори. Говори, когда с Вильмой в постель легла?
Девушка опять молчала. И тут Волков сказал холодно и сурово:
— Говори, или на костёр тебя отправлю.
Она побледнела, видно вид сурового мужчины сыграл своё и девица заговорила:
— Так давно ещё, как в приют она меня привела, так там я с ней и легла. И ложилась в её кровать, как она звала.
— А другие бабы вас не упрекнули в том? — спросил кавалер.
— Так и они все… многие так же ложились друг с другом, — отвечала девица.
«Вот так вот, — всем своим видом показал Сыч, глянув на Волкова. — Такой вот приют».
Волков был удивлён, хоть и не показывал удивления, а Максимилиан, вроде как, и вовсе не понимал, о чём говорит девица, хмурился и слушал изо всех сил. А Сыч продолжал:
— А благочестивая Анхен с другими бабами тоже ложилась?
— Нет, не видела я такого, — отвечал Эльза Фукс. — Помощница её Ульрика на колени пред ней вставала, руки ей лобзала и только. А сама она руки матушке лобзала, и всё.
— Ты дружков Вильмы знаешь? Ганса Хигеля и других?
— Всех знаю, — отвечала девица, — они сюда приходили не раз: и Ганс Спесивый, и конюх Клаус, и Чёрный Маер, и Ёган Нога. Все сюда приходили.
— Где их искать?
— Знаю только, где дом Ганса, я ему от Вильмы иногда послания относила, а где другие живут — не знаю.
— Покажешь, — сказал Сыч.
— Покажу, — кивала Эльза.
Сыч еще, что-то хотел спросить, но Волоков остановил его жестом и сам спросил, глядя на девушку как можно суровее:
— Вильма твоя — ведьма. Ты тоже ведьма?
— Нет, господин, нет, я не ведьма, — сразу заговорила она, — я не способная. Клянусь, я и в церкву хожу. Можете у отца Адриана спросить.
— И что же, ты исповедуешься отцу Адриану? — уточнил Сыч.
— Исповедуюсь. Всё как есть говорю, — отвечал девица.
— И не гонит он тебя из церкви за блуд твой?
— Не гонит, — говорила Эльза. — Ласков со мной.
— Да что ж это за город такой? — искренне удивлялся Сыч, глядя на кавалера.
