— Я? — теперь удивлялся старый комендант.
— Вы.
Старик заулыбался:
— Уж и не думал, что доживу. Жена у меня…
— Потом про жену расскажите, — прервал его Волков, — сейчас немедленно разошлите стражников, пусть соберут городской совет, чтобы были в ратуше раньше, чем колокола на утреню ударят. Я буду там. А пока посадите этого, — он кивнул на бургомистра, — вместе с ним только одного слугу, не больше. И глаз с него не спускайте.
— Это я с радостью, — обещал комендант Альбрехт.
Ещё не рассвело до конца, петухи ещё орали по дворам, и хозяйки только шли в хлева на утреннюю дойку, а по главной дороге, что вела из города на север, с шумом и лихостью летела роскошная карета. Лихой кучер впереди, на запятках двое молодцев, мотались из стороны в сторону от кочек и ухабов. А впереди кареты, на роскошном коне, в великолепной сбруе, летел адского вида форейтор. Плащ развивался за ним, шляпа с перьями, сам чернобород и одноглаз.
Стражники вскакивали, видно, знали форейтора и карету, хотели уже рогатки с дороги убирать, да тут из караулки вышел хмурый с утра ротмистр Брюнхвальд, а за ним четверо его солдат. Брюнхвальд жестом остановил стражников, те и замерли, колья с дороги не убирая.
А форейтор то ли сослепу, то ли от спеси глупой к рогаткам полетел и заорал:
— А ну прочь псы, прочь с дороги.
Ещё и меч из ножен потянул и поехал на стражников. Те врассыпную, а вот люди ротмистра бегать не привыкли, сразу за алебарды взялись. От глупости чернобородый форейтор на одного их них ещё и меч занёс, да тут же получил от другого удар алебардой в бедро. А тот солдат, на кого он замахнулся, алебардой ему правый бок проткнул. Форейтор ударил его по шлему, и участь форейтора была решена, солдаты дружно начали рубить дурака алебардами.
— Тихо, вы, демоны, — кричал перепуганный ротмистр, — коня, коня не раньте.
Коня не ранили, один из солдат поймал его под уздцы, а вот форейтор упал наземь, заливаясь кровью, и тут же умер, а карета остановилась. Стала заворачивать назад, раскорячилась поперёк дороги.
Пока Брюнхвальд садился на своего коня, два молодца с запяток спрыгнули и кинулись бежать в проулок рядом. А вот кучер не убежал, солдаты стянули его с кареты и поволокли к своему офицеру. А вот в карете никого не было.
— Чья карета? — спросил его Брюнхвальд.
— Госпожи Рутт, — отвечал кучер.
— А где она сама?
— Не могу знать, — мрачно буркнул кучер.
— Шкуру спущу, — обещал ротмистр.
— Да не знаю я, велено мне было ехать на север, а она с телегами еще куда-то подалась, сундуки повезла.
— Куда она их повезла? — Брюнхвальд тронул коня, и тот едва не наехал на кучера.
И тут на дороге появился верховой, он ещё издали стал махать рукой и орать что-то.
— Кто это там? — не мог разобрать ротмистр.
— Так это человек кавалера, — сказал один из солдат, смахивая лопухом кровь с алебарды.
Теперь Брюнхвальд и сам признал Сыча. Сыч подлетел и, не слезая с лошади, орал:
— Ротмистр, скорее, уйдет, чёртова ведьма.
— Где она? — кричал Брюнхвальд.
— На большой пирс сундуки повезла, уплыть думает.
Сыч, ротмистр, ещё солдаты на коне и пять солдат в карете поехали, спеша на пирс. Но малость опоздали.
— Вон она, — орал Сыч, указывая на богатую женщину в пышном платье синего атласа, что стояла на палубе корабля и смотрела как на набережную въезжает её карета. — Ушла, ушла, ведьмища, Господи, кавалер с меня голову снимет.
— Хватит орать, — сказал ему Брюнхвальд, слезая с коня, пошёл, разминая ноги, к четырёхвесельному баркасу с мужиком, что перебирал сети тут же.
Не спрашивая у того разрешения, полез в лодку и сказал мужику:
— Эй, ты догонишь ту баржу, получишь талер.
— А гребцы у вас есть? — спросил мужик, кидая сети на землю. — А то я один.
— Поехали, — крикнул Брюнхвальд и солдаты полезли в баркас.
Один остался с лошадьми и каретой. Сыч подобрал со дан баркаса длинный, крепкий багор, побежал на нос лодки, стал орать уходящей барже и грозить кулаком:
— Эй вы, стойте, парус не ставь, говорю, догоню — замордую.
Но мужики на барже поднимали парус, хоть и косились на него.
— Замордую, — свирепел Сыч.
— Эй вы, стойте, — к нему подошёл и Брюнхвальд, — стойте, а то хуже будет.
Но баржа, подняв небольшой парус, всё быстрее, на попутном ветре, уходила по течению.
— Давай, ребята, навались, — командовал хозяин лодки и понимал, что гребцы из солдат так себе, — только вместе. И раз, и раз…
И баркас пошёл всё быстрее. Но не туда, он шёл поперёк реки, а вовсе не за баржей.
— Эй ты, — орал на мужика Сыч, — ты куда плывёшь? Нам за ними.
— Не волнуйтесь, господин, — отвечал тот, — не уйдут, сейчас на быстрину выйдем и вмиг догоним, и парус им не поможет.
Брюнхвальд только погрозил ему пальцем, смотри, мол.
Вскоре баркас и вправду попал в быструю речную струю, солдаты приноровились к вёслам, и они полетели. Кормчий на барже тоже повернул к быстрине, да куда там, пока она развернётся. Баркас быстро догонял баржу. Был всё ближе и ближе, идя к ней наперерез из середины реки.
И вот, видя это, две молодых бабы в хорошей одежде стали отпирать сундуки и стали кидать что-то в воду. На утреннем солнце что-то сверкало и со звоном и шелестом летело в реку.
— Чего они там? — щурился Брюнхвальд, стоя на носу баркаса сразу за Сычом.
— Деньги, — то повернул к ротмистру изумлённое лицо, — деньги в реку кидают.
— Деньги, — изумился ротмистр не меньше, чем Фриц Ламме, и, повернувшись к солдатам, крикнул, — навались, ребята, навались.
А молодухи только и нагибались к сундукам, летели в реку и меховые шубы, и подсвечники серебра, и посуда дорогая.
А вот, Рутт, бабища злобная, не кидала ничего, стала на борт баржи, на самый край, носки над водой, взялась за верёвку и неотрывно смотрела на приближающийся баркас. И шептала что-то сквозь зубы.
Но ни Сыча, ни Брюнхвальда не пугала, Сыч с недавних пор боялся господина своего больше, чем всех ведьм вместе взятых, а Брюнхвальд вообще слово «страх» позабыл. Давно уже.
Десять шагов до баржи, восемь, пять и вот Фриц Ламме уже багром за борт её цепляет, тянет к себе и первый на баржу лезет. Бабёнки последние вещи кинуть не успели, бьёт их Сыч на ходу, а сам к ведьме спешит, схватиться её. Чуть не дотянулся, рука уже почти юбок коснулась, да ведьма крикнула яростно:
— Будьте вы прокляты, — и плашмя рухнула в воду.
