— Почему вы не глядите мне в лицо, когда разговариваете со мной? Вам неприятен мой вид?
— Ещё не решила.
Следуя рисунку танца Гаитэ выдернула пальцы из его руки, резко отворачиваясь и переходя к другому партнёру.
Но передышка была временной, скоро все вернулись к исходной позиции.
— Вы знаете, что в этом зале, где собралось столько прославленных красавиц, нет женщины желанней вас?
Голос у Сезара был бархатным, как дорогой чехол для ножен. Гаитэ подозревала, что в нём запрятан стальной кинжал. Скорее всего, отравленный.
— До сих пор мне не приходило в голову ни с кем соперничать, — пожала она плечами.
— Жаль. Уверяю вас, это одно из лучших удовольствий в жизни.
— Только при условии, что побеждаешь именно ты.
Его улыбка сделалась шире.
— Ведя жизнь скромной отшельницы в затерянных среди гор руинах, могла ли ты подумать, что мужчины станут драться за твою улыбку?
Взгляд Сезара прожигал насквозь. Умный, циничный и неожиданно страстный. Гаитэ хотелось вырваться, высвободиться, выскользнуть из опытных, жарких объятий, затягивающих её в бездну, как зыбучие пески.
Вырваться и умчаться. Неважно куда — лишь бы подальше. Тошно и противно чувствовать себя загнанной дичью; чем-то, вроде блюда, ценного своей особенной питательностью.
— Нет, милорд. Девушки без приданого редко питают надежду на то, что в их честь мужчины примутся ломать копья и луки. Без блеска золота любые глаза всего лишь глаза, а красивых глаз, как известно, много. Гораздо больше, чем сундуков с золотом. Ну а тех, кого можно увести прямо из-под носа ненавистного брата, потешив своё самолюбие, и вовсе наперечёт.
— Вы не допускаете мысли, что я могу желать вас ради вас самой?
В чёрных, подведённых краской, глазах Гаитэ прочитала опустошительное, алчущее вожделение. Оно было таким огромным, что грозило поглотить.
— Верите вы мне или нет, но я желаю вас, — заявил Сезар. — Желаю так страстно, как умею. И вы будете моей, рано или поздно, клянусь!
— Вы сумасшедший? — вопрос не был риторическим. Гаитэ и правду казалось, что с Сезаром не всё в порядке. — Или слишком много выпили за вечер?
— Я разведусь с Марией и возьму тебя.
— Вас так привлекает возможность претендовать на трон Саркассора, используя десятую долю королевской крови, текущей во мне, что вы готовы нарушить все существующие правила?
— Совмещая приятное с полезным, — утвердительно кивнул он.
Притянув Гаитэ к себе, Сезар закружил её в последнем пируэте. На финальном аккорде он застыл, удерживая в объятиях так, что не пошевельнуться, и зашептал на ухо:
— Я люблю вас.
На его лице играла странная усмешка, то ли озорная, то ли подначивающая вступить в затеянную им странную игру?
— Любите? — даже смеяться над этим диким утверждением было странно. — Вы бросаетесь этими словами всякий раз, как встречаете принцессу «на седьмой воде кисель»? Или мне первой выпала такая честь?
— Вам первой. Ведь других я не любил.
Вот ведь циничная сволочь! Настолько циничная, что его смех оказался заразительным. Гаитэ, не сумев сдержаться, прыснула.
Надо же быть таким наглым, беспринципным, самоуверенным наглецом?
Но стоило засмеяться ей, как Сезар смолк.
Несколько коротких мгновений они, застав, смотрели друг другу в глаза, выпав из окружающей реальности.
Торн вырос между ними, словно чёрная тень. С небес на землю их вернул знакомый голос:
— Развлекаешься, обхаживая мою невесту, брат?
Сезар многозначительно улыбнулся.
— Мы оба знаем цену женской любви, брат — она похожа на химеру. Красотки привязаны к мужьям, равно как и к женихам, лишь до тех пор, пока не подвернётся под руку кто-то ещё.
Глаза Торна превратились в злые щёлочки:
— Ты не боишься называть мою невесту шлюхой, брат?
— Разве я это сделал?
— А разве нет? Ты только что бросил мне вызов, — ухмыльнулся Торн. — Хочешь снова проиграть? Ты, маленький, жалкий неудачник.
Чёрные глаза Сезара сверкали как горячие угли. Подведённые краской, они выглядели совсем жутко. Но, бросив взгляд на испуганно затихшую Гаитэ, он всё-таки сдержался.
— Здесь не место и не время для выяснения отношений, Торн.
— Так встретимся в другом месте?
— Можешь на меня рассчитывать.
— Отлично! А теперь оставь нас. Пришёл мой черёд танцевать с любезной невестушкой. И свидетели нам ни к чему. Правда?
В их сторону уже косились все. Даже сам император. Положив руку на локоть Торна, Гаитэ встала между братьями:
— Пожалуйста, прошу вас, хватит ссориться. Вы лишь даёте врагам лишний повод очернить вас. Благодаря вашему поведению завтра моё имя станут трепать во всех городских тавернах, — выговорила она им.
Лицо Сезара смягчилось:
— Простите, прекрасная дона. У меня не было желания становиться источником ваших неприятностей. Но у вас есть прекрасный повод задуматься, пока не поздно. Как видите, мой брат ужасно ревнив, поскольку сам не в состоянии хранить верность дольше минуты, он не верит и в способность других сотворить сей подвиг.
И, не дожидаясь ответа, шагнул прочь.
— Прогуляемся, — Торн подхватил Гаитэ под руку.
— С вами? Сейчас?
Гаитэ попыталась упереться, но ничего не вышло. Он почти волоком потащил её к выходу:
— А что такого?
— Глупый вопрос!
— И всё же — почему?
— Потому что я боюсь.
— Чего же вы боитесь? Что я вас ударю? Или снова поцелую?
— Отпустите, — вскинула она голову. — Или я закричу!
— Не закричите.
— Вы так уверены?
— Конечно. Вы тысячу раз обещали сделать это, но ни разу не сделали. К тому же истошно вопить на балу, ни с того, ни с сего, ужасно глупо. Вы не рискнёте стать посмешищем. К тому же, клянусь, что бояться вам нечего. С чего вы вообще решили, что я зол?
— Потому что видела ваш взгляд.
— Ну да. Всё правильно, я ненавижу. Но не вас.
Его рука, до этого заботливо поддерживающая Гаитэ, превратилась в железный обруч.
— Что вам говорил мой брат?
— Он не далеко ушёл. Спросите у него сами, — огрызнулась она.
— Непременно спрошу, но сейчас хочу услышать вашу версию. Не желаете отвечать? Ну и не надо. И так знаю. Я сотню раз говорил то же самое разным маленьким глупеньким дурочкам, когда желал поразвлечься.
