Гаитэ шагнула к двери, но слуга с самым тоскливым видом заступил ей дорогу:
— Прочь! — велела она ему.
Слуга опустил глаза:
— Простите, сеньорита, но в первую очередь я служу моим господам Фальконэ, а только потом уже Вашей Милости.
— Не будем ссориться. Что поделать, красавица? — обратился Торн к черноволосой девице, — когда появляются жёны, любовницам всегда приходится отодвигаться на второй план. Таков закон жизни.
— Мне уйти?! — возмущённо вскинулась Бернадетта.
— Увы! И давай побыстрей.
Подобная бесцеремонность по отношению к подруге по несчастью возмущала Гаитэ не меньше, чем всё остальное.
Торн приблизился, останавливаясь рядом, почти вплотную, наклонил голову. На губах его играла глумливая, подначивающая усмешка.
— Ну, вы довольны, моя будущая дорогая жёнушка?
Ярость, накрывая девятым валом, смыла всю решимость оставаться невозмутимой и спокойной. Размахнувшись, Гаитэ со всей силы отвесила оплеуху по этому красивому, наглому, порочному лицу.
— Животное! — тихо зарычала она.
Когда Гаитэ злилась по-настоящему, она никогда не повышала голоса. Напротив, злость словно лишала горло способности дышать и от этого слова звучали ровно и тихо.
Голова Торна мотнулась и вновь вернулась в исходное положение Взгляд потяжелел настолько, что в какое-то мгновение Гаитэ показалось, что он сейчас ударит её в ответ, как в прошлый раз.
— Безответственная глупая скотина! Трахаешь всё, что движется!
— О! Какое изящное выражение в устах столь хрупкой и элегантной дамы! И кто тут отрицает, что ревнует?
— Ревную?! Да ты что, не понимаешь разве, что, не ограничивая себя в своих аппетитах, ты заражаешь каждую несчастную женщину, с которой был? Что эти женщины понесут заразу дальше, а поскольку при дворе твоего отца адюльтер возведён в ранг нормы, то через полгода при таких темпах вы все рискуете остаться без носа! А через год все сливки саркосорского общества превратятся в психованных идиотов! Кто вы, Торн Фальканэ? Неотесанный деревенский увалень, не знающий элементарных правил? Беспринципное чудовище, нарочно распространяющее заразу в качестве вендетты за поруганную честь? Или слабак, не умеющий управляться с собственным удом?
— Полегче! — ошарашенно пробормотал он. — Мой лекарь заверил, что болезнь не передаётся в той стадии, в которой…
— В таком случае твой лекарь просто дешёвый шарлатан и идиот!
— Дешёвый? — хмыкнул Торн, покачав головой. — Ну, я бы так не сказал! Он мне обошёлся очень даже дорого.
— Первое, что ты должен был сделать, это исключить из своей жизни всех женщин!
— Да что ты?! Я — мужчина! Это невозможно.
— Если для тебя это невозможно, то ты просто слабак.
— Повтори это ещё раз, и я… — Торн взял паузу, хмурясь, подбирая слова.
Бросаться угрозами на ветер он явно не привык.
— И ты?
— Мужчинам я резал глотки и за меньшее. Женщины обычно расплачивались тем, что у них ниже талии, — его рука выразительно и грубо легла сверху на её лоно, чувствительно надавливая, заставляя рдеть щёки Гаитэ от смущения и бессильной ярости. — Но что делать со своей будущей женой? Одновременно и такой невинной, и такой сведущей в столь…хм-м?.. скользкой теме? Ума не приложу!
— Трудно к чему-то прикладывать то, чего нет, — оттолкнула его от себя Гаитэ.
Отвернувшись от него, она привела в порядок платье, заправив в чепчик выбившуюся прядь волос.
— Жаль. С локоном твоё лицо выглядело не таким строгим, — вздохнул Торн. — Ну, ладно, мы что-то отвлеклись. Кажется, ты пришла сюда с определённой целью?
— Прежде попроси прощения.
Челюсть Торна сжалась, скулы обострились:
— Прощения — за что?
— За то, как обошёлся со мной. И с этой несчастной женщиной. За то, какой ты есть.
Торн снова сделал шаг вперёд, приближая своё лицо к лицу Гаитэ глядя ей прямо в глаза:
— А если не попрошу, то?..
Гаитэ ядовито выплюнула:
— А если не попросишь, прежде, чем перейти к моим эффективным и безболезненным методам, попрошу твоего дорогого лекаря обработать твой слишком прыткий и активный орган тем самым зонтиком, с которым ты наверняка уже успел близко познакомиться.
Она думала, что он сейчас её размажет по стенке, но вместо этого Торн рассмеялся:
— В который раз убеждаюсь, что ты дочь своей матери. Вы смиряетесь только тогда, когда вас закуёшь в цепи. Но в цепях ты для меня бесполезна. Похоже, ты припёрла меня к стенке? — он склонил буйную голову в шутливом поклоне. — Приношу извинения за то, какой я есть. — Вскинув её, с улыбкой добавил. — Довольны, сеньорита?
— Нет. Но условия выполнены.
— И что теперь?
— А теперь — раздевайтесь.
На лице Торна отразилось сомнение:
— Я не ослышался? Вы предлагаете мне раздеться? Это такая шутка?
— Нет, Ваша Светлость, это начало первичного осмотра. Мне нужно осмотреть ваши кожные покровы на наличие сыпи и язв и по их виду понять, как далеко зашла болезнь.
— Но у меня нет никакой сыпи.
— Прекрасно. Я хочу сама в этом убедиться.
— Такого оригинального предлога для того, чтобы заставить меня обнажиться, не придумывала ещё ни одна женщина!
Гаитэ глубоко вздохнула, стараясь набраться терпения.
— Вы хотите моей помощи или нет? Если да, то очень прошу вас, не усложняйте мне и без того нелёгкую задачу.
Торн, в свой черёд, глубоко вздохнул:
— Вы предлагаете мне избавиться от одежды полностью?
— Для вас это так сложно?
Гаитэ с трудом удержалась от того, чтобы не хихикнуть.
Не вязался образ могучего Торна, охотно демонстрирующего мужскую силу с приступами скромности. Хотя никаких противоречий нет — даже самые самоуверенные люди без одежды чувствуют себя уязвимыми. Нельзя сказать, чтобы и сама она испытывала удовольствие от создавшегося положения.
— Ну что ж? Можно раздеться по частям. Хотя в первом варианте всё было бы быстрее и проще.
— Вы меня убедили. Можете смотреть.
Сложен Торн был отлично. С таких тел впору лепить скульптуры — отличны образец идеальной мужской красоты. Поневоле при взгляде на такое идеальное сочетание пропорций испытываешь восхищение и трепет. Каждая мышцы была выпуклой и функциональной, всё в этом теле дышало силой и мощью.
И Торн был прав. Никаких признаков сыпи на его теле не наблюдалось. Кожа была чистая и гладкая, как у младенца, за исключением тем мест, где кустилась растительность — подмышечных впади, паховой области, груди.
