— Счастливые люди никогда не бывают столь желчными по отношению к другим. Сильные мужчины никогда не запугивают женщин. Тот, у кого всего много, не станет позорно мелочиться. Вы ведь прекрасно знаете, чего стоите, правда? Как бы не пыжились, не выпячивали сейчас вперёд грудь колесом словно индюк на скотном дворе, в глубине души вы, как и всякий из нас, знаете себе подлинную цену. Великий воин? Прославленный полководец? Да я вас умоляю! Вы всего лишь избалованный папочкин сынок, на чьи военные компании уходят все средства государственной казны. Ваши траты ничем не ограничиваются. Да при таких условиях любой конюх станет героем войны! А ваша величайшая победа? Всего лишь победа над женщинами. Вы обманываете нас, используете и, в лучшем случае, выбрасываете вон, а в худшем запираете в клетку. Вы злобный и жалкий неудачник. Вечный младший брат.
Сезар медленно поднялся со стула. Рука Гаитэ непроизвольно потянулась к серебряному ножу, пальцы сжались на рукоятки.
— Это чтобы убить меня? Или перерезать себе глотку? — тихо прорычал он, задерживая взгляд на столовом приборе.
Он вышел из-за стола и твёрдым шагом двинулся вперёд, оттягивая воротник от своей шеи:
— Если я так плох, а вы так смелы, сударыня, можете сделать то, что желаете. Давайте! Станьте той, кто, наконец, посмеет применить оружие против Сезара Фальконэ!
Он рывком сорвал девушку со стула, поднимая на ноги. Пальцы так больно сжали предплечье левой руки, что Гаитэ болезненно охнула. Боль в кисти была более глухой, отдалённой, словно не до конца принадлежала телу. Железный захват не давал возможности даже пальцев разжать.
Приставив зажатый в её ладони нож к собственному горлу, Сезар с ненавистью, вызовом и презрением, сверху вниз глядел на Гаитэ.
Казалось дикой, необузданной яростью пропитан сам воздух между ними. Каждая мышца, каждая клеточка его сухопарого тела, твердого словно железо, словно сплетённого из мышц и сухожилий, излучала страсть, гнев, огонь.
— Что же ты не торопишься дать волю ярости? — рычал он.
«А вот он меня сейчас точно убьёт», — с ужасом подумала Гаитэ.
Не разжимая рук, Сезар сделал шаг вперёд, вынуждая Гаитэ отступать, чтобы сохранить хотя бы ту минимальную дистанцию, что оставалась между ними.
— Я заставлю проглотить каждое гневное слово, сорвавшееся с губ, — пообещал он. — Ты будешь любить меня, покорно и робко, как рабыня, которой ты, по сути, и являешься!
— Думаешь, если закуёшь меня в кандалы, станешь милее? — хоть и перепуганная, Гаитэ находила в себе силы шипеть и огрызаться.
— Да, кандалы осложняют отношения, не спорю. Но и придают им невероятную пикантность. Только посмей предать меня, — он толкнул её и Гаитэ ударилась спиной о стену.
Отступать было больше некуда.
— Только сделай попытку, и я получу полное право тебя убить.
— Тебе не привыкать. На твоих руках много крови. Моя уже ничего не изменит.
На лбу Сезара вздулись вены, глаза сверкали.
«Убьёт вряд ли, — пронеслась шальная мысль, — но точно ударит».
Но он сдержался, отступая.
— Отправляйся к своему будущему мужу, Гаитэ, и, если повезёт, он поделится с тобой своим Ожерельем Любви.
— Если это случится, Ваша Светлость, клянусь быть куда более сговорчивой, чем сегодня.
— Пошла вон!!!
Гаитэ, поняв, что ещё немного и…
Словом, просить себя дважды она не заставила и почти бегом рванула к дверям.
Не успела она домчаться до дверей, как те распахнулись, и она с ходу оказалась в объятиях Торна. Гаитэ, столкнувшись с ним, чуть не упала и мужчина вынужденно, по инерции поддержал её.
Глаза Торна вспыхнули, лицо дрогнуло в недоброй усмешке. Он мгновенно оценил и растрёпанный вид своей невесты, и разгорячённый — брата, следующего за девушкой, как коршун за голубем.
Как и Гаитэ, Сезар не успел сбавить шага, когда старший брат, отшвырнув девушку за спину, со звоном выхватил шпагу.
Глава 15
Через секунду острый кончик клинка упёрся Сезару в грудь, прямо против сердца, заставляя того замереть на месте.
На губах Торна играла недобрая, зловещая усмешка:
— Я заказал у оружейника новый клинок для дуэли, брат, — обманчиво мягким тоном проворковал он. — Тонкий и такой же острый, как наша братская любовь.
На лице Сезара растерянность сменилась замкнутостью. Он выжидающе смотрел на Торна:
— Не терпится проверить его в деле?
Торн отвёл лезвие шпаги вверх, а потом несколько раз крутанул кистью, заставляя оружие со свистом рассекать воздух:
— Слышишь, как поёт? — почти влюблённо пропел он.
А потом отсалютовал, приглашая Сезара встать в позицию.
Тот коротко кивнул и вытянул одну из шпаг, отдыхающую в подставках, стоявших вдоль стен у входа в императорские палаты, в свой черёд разрезая воздух перед собой, отвечая на брошенный вызов.
— Что вы делаете? — сдавленно выдохнула Гаитэ, прижимая руки в взволнованно поднимающейся груди.
Корсет затруднял дыхание, она задыхалась.
— Прекратите!
Но кто её слушал?
— Ты оскорбляешь меня раз за разом, — заявил Торн Сезару.
Глаза его превратились в две угрожающие, недружелюбные щёлочки.
— Чем? — невозмутимо откликнулся Сезар.
И непроизвольно дёрнулся, когда клинок Торна, взлетев столь быстро и точно, что глаз не успел отследить мгновенное, как у нападающей кобры, движение, упёрся ему в горло.
— Тем, что смеешь поднимать на мою женщину не только взгляд, но и руку.
Схватив клинок голой рукой, Сезар отвёл его в сторону, не обращая внимание на обогревшиеся кровью пальцы:
— Отец запретил нам драться, — проговорил он, вынужденный отступать.
На миг опустившееся лезвие, прокрутившись колесом, вновь поднялось вверх, по-прежнему нацеленное на него, словно зверь, вот-вот готовый сорваться с поводка.
— Считай, что это шутка, брат, — засмеялся Торн.
— Шутка? — фыркнул Сезар.
— Конечно! Такая же, как твои ухаживания за моей невестой. И угрозы, которые ты, кажется, решил источать в её адрес. Ты ведь не всерьёз решился на то и другое?
— Ты явно что-то путаешь. Я не угрожаю зависящим от меня женщинам. И не дерусь с тем, кто вряд ли сумеет защитить себя.
— О! Меня снова оскорбили. Как вижу, ты всё-таки решил поссориться всерьёз?
Без всякого предупреждения Торн атаковал. Зазвенели клинки и через секунду у горла Сезара вновь дрожал клинок, уже не острым, тонко заточенным концом, а рубящей стороной лезвия.
