«Он что? Боится? — пронеслось в голове у Гаитэ. — Чего? Не опасается же сеньор Корнезе, что Сезар вызовет его на дуэль прямо здесь?».
— Интересы Фальконэ и интересы Саркасора — одно!
Сезар не сводил с генерала тяжёлого, презрительного взгляда.
— Чем сыпать лестью, Корнеза, свяжитесь-ка лучше с нашими шпионами в Рэйве.
Перехватив взгляд Гаитэ, Сезар поднял бровь в уже знакомой, даже ставшей привычной, манере:
— Да, сеньорита, наши шпионы есть везде. И среди преданных вашей семье людей — тоже, — он перевёл взгляд на Ферасио Корнезе, обращаясь уже к нему. — Я хочу знать о размерах, силах, преданности войск Рэйва. А вы, сеньорита, не огорчайтесь. Ничего не едите? Нет аппетита? На вашем месте я бы не был столь разборчив. Кто знает, когда нам в следующей раз подадут такую сочную, хорошо прожаренную утку?
— Это индюшка, Ваша Светлость, — не моргнув глазом, поправила Гаитэ.
— Индюшка?.. — удивлённо приподнял голову от тарелки один из военачальников. — Помилосердствуйте! Какая же это индюшка? Это самая настоящая утка!
Сезар громко рассмеялся, приподнимая бокал с вином:
— Индюшка или утка — неважно. Главное, что мясо её нежное и белое. За дичь! — отсалютовал он и остальные подхватили.
— За дичь!
Пока остальные занялись своими тарелками, Сезар наклонился к Гаитэ и зашептал:
— Так или иначе, но скоро люди, которых вы по праву можете считать своими, узнают, что у нас небольшое число солдат.
— По вашему виду не скажешь, что вам это беспокоит.
— Помните, я говорил, что возьму вашу крепость без единого выстрела? И для этого мне потребуется жалкая сотня солдат?
— Помню, как вы хвастались. Число солдат выветрилось из моей памяти.
— Уверен, шпионы Рэйва уже обсчитали наше войска и теперь ломают голову, когда и где ударит настоящая армия.
— Вы выбрали не того собеседника, милорд. Я в армиях, стратегиях и дорожных картах не сведуща.
— И прекрасно. Все эти карты — всегда такая условность. А это вино — ужасная кислятина!
— Так не пейте его. Лучше расскажите, каков ваш план атаки? Если вы, конечно, и во мне не подозреваете шпиона.
Улыбка Сезара была насмешливой и тонкой.
— Мой план атаки можно назвать…
— Каким? — подначила его Гаитэ.
— Экономным!
— Экономным? В каком смысле?
— В прямом. Я не пролью ни капли крови моих солдат и постараюсь сделать всё возможное, чтобы люди, которых вы имеет полное право считать своими, также уцелели.
— Иными словами, вы намерены победить без битвы?
— Совершенно верно, — довольно кивнул Сезар.
— Иногда я готова вами восхищаться, порой ваша жестокость меня откровенно пугает, ну а когда вы начинаете так беззастенчиво хвастать, вы делаетесь похожим на мальчишку-школьника.
— И тогда какие чувства вы испытываете ко мне? — подался вперёд Сезар.
Казалось, его нисколько не волнуют и не смущают любопытные взгляды, обращённые к ним со всех сторон. Жаль, но о себе Гаитэ того же сказать не могла. Пустая молва никогда её не волновала, но давать настоящий повод для осуждения она была не намерена.
— В такие моменты мне хочется щёлкнуть вас по носу, сбить с вас спесь и вернуть с воображаемых высот на грешную землю.
Сезара её ответ, похоже, вновь повеселил. Хотя, возможно, так действовало выпитое им уже в изрядных количествах вино, которое он сам признавал слишком сухим и надушенным.
— Хотите пари?
— Нет.
— Трусите?
— Проявляю благоразумие. Пари подразумевает расплату, а в случае с вами это слишком рискованно. И вообще, я никогда не любила азартная игры.
— Жаль. Но вынужден настаивать. Если я проиграю, выполню любое ваше желание, каким бы оно не было, а если проиграете вы, и ваши крепости сдадутся мне не только без битвы, но даже без той записульки от вашей многоуважаемой матушки, которую вы так бережно храните у груди, тогда…
— Я же сказала, что не намерена ввязываться ни в какие ваши грязные игры! — процедила она сквозь зубы, дрожа от гнева, прекрасно понимая, что за предложение сейчас последует.
— Вы обо мне слишком плохого мнения, сеньорита, — он подался ещё ближе, так, что их лица разделяли всего каких-то несколько дюймов, и его чёрные, возбуждённо блестящие, насмешливые, жестокие глаза, где светилось неприкрытое желание, оказались совсем близко. — Или — сеньора?.. — еле слышно вымолвил он, повторяя фразу, сказанную им на лестнице в то утра, когда она так опрометчиво уступила домогательствам Торна. — Говорите нет, даже не удосужившись выслушать условия? Я хотел попросить всего лишь танец. Неужели вам жаль для вашего брата такой малости в награду за подвиг?
— Всего лишь танец? — недоверчиво протянула Гаитэ.
— Клянусь! О большем не помышляю, — недобро сузил он глаза и не его взгляд, ни улыбку нельзя было бы назвать невинными.
— Вы серьёзно думаете, что город сдастся вам без битвы? — фыркнула Гаитэ, всем своим видом выражая сомнения.
— Именно это город и сделает. А вы, моя прекрасная Белая Лисица, будете танцевать со мной, открывая бал в честь нашей победы!
— Хорошо. Если вы получите ключи от города без битвы, считайте, что павана ваша, милорд. А сейчас, прошу прощения, но я устала и хочу удалиться на покой.
Заметив, что Сезар сделал движение, чтобы подняться, Гаитэ упредила его:
— Не утруждайтесь, Ваша Светлость. Мой слуга проводит меня до моей кареты. Всем спокойной ночи. Сеньоры, — кивнула она на прощание перед тем, как направиться к выходу.
К её величайшему облегчению, Сезар не стал навязывать своё общество.
Порой он проявлял удивительную тактичность, какую от человека его типа ждёшь меньше всего.
Лагерь походил на муравейник. Повсюду острыми пиками торчали палатки, между ними то здесь, то там горели костры. Пахло снедью и гарью.
Кристоф молчаливой тенью следовал за Гаитэ, не говоря ни слова, не задавая вопросов. Она была ему за это благодарна. Его присутствие было столь ненавязчивым, сколь это возможно было желать.
Так, в молчании, неторопливо, они дошли до её домика на колёсах.
Служанка уже успела подготовить всё ко сну: расстелила меховых шкуры, ночную сорочку, согрела воды для омовений.
Скинув в себя платье и совершив вечерний туалет, Гаитэ с облегчением растянулась на постели.
Удивительно, как, ничего не делая целый день, можно так устать?
Несмотря на усталость уснуть получилось не сразу. Мужские голоса, словно рычание дикого зверя, казались угрожающими. На грани сна и бодрствования сердце замирало от странных, навеянных кошмарами, страхов — вдруг кто-то забудет погасить огонь и в лагере начнётся пожар? Вдруг начнётся землетрясение? Вдруг нападут дикие звери? Сердце, как на огромных качелях ухалось вниз, и Гаитэ снова просыпалась.
