— Моя любовь и так принадлежит тебе. Разве тебе это неизвестно?
— Докажи это.
Торн нахмурился:
— Чего ты хочешь?
— Подвергни дерзкую девчонку ссылке. Покажи всем, чем может вылиться желание вбить клин между нами.
Гаитэ с холодной яростью увидела, как взбугрились желваки под кожей скул, а блеск в глазах Торна сделался нестерпим.
— Гаитэ, довольно этой чуши. Я не стану выбрасывать девчонку из дворца из-за шалости.
— Шалости?! Скажи, зачем в этом дворце фрейлины? Чтобы служить мне? Или ублажать тебя?
— Гаитэ…
— Отвечай!
— Ты прекрасно знаешь ответ.
— Либо эта девица покинет дворец завтра, либо я.
— Гаитэ, берегись! Ты уже переступила опасную черту.
— Плевала я на твои опасные черты! Переступала и переступать их буду! — сорвалась на крик потерявшая над собой контроль Гаитэ. — Самым дорогим я ни с кем не делюсь. И, если я решу уйти, ничто и никто меня не удержит — ни стража, ни страх, ни обычаи, ни даже данные клятвы! Так что решай, кто из нас уйдёт — эта женщина или я?
Торн повёл плечом:
— Успокойся. То, что произошло, не стоит гневных слов или слёз. Я и подумать не мог, что ты всё так воспримешь.
— Ты удалишь эту женщину от моего двора или нет? — стояла на своём Гаитэ.
Торн какое-то время задумчиво глядел на неё, потом пошёл на попятный:
— Возможно, девушка действительно перегнула палку. Её выходка была неуместной, — нехотя признал он.
— Выходка? Я считаю это недопустимой дерзостью.
— Хорошо. Можешь объявить девушке о том, что отказываешь ей от места. Ты в своем праве это сделать. Ты вправе сделать всё, что пожелаешь, моя дорогая жёнушка, — с улыбкой договорил Торн, заключая Гаитэ в объятия. — Не надо волноваться по пустякам и вести разговоры о разлуке. Обещай мне?
— Обещаю, — улыбнулась Гаитэ, потянувшись к нему за поцелуем.
Его губы были мягкими, а руки чуткими, нежными.
Привычным жестом он освободился от одежды, помогая и Гаитэ обрести свободу от пышного тяжёлого платья. Расплетая паутину шнуровок, миллиметр за миллиметром спуская лиф с плеч, покрывая поцелуями нежную, белую, как атлас, чувствительную к прикосновениям, кожу.
Она отдавалась ласкам, отвечая на поцелуи. Словно вплавляясь каждой клеточкой тела в его плоть — грудь к груди, дыхание к дыханию, ладонь к ладони.
Дыхание с каждым движением становилось отрывистей и короче, судорожней и прерывистей. Они плыли к волшебным берегам любви до тех пор, пока не достигли самой острой её вершины, чтобы обессиленными и в то же время счастливыми не упасть рядом, всё ещё крепко держась за руки.
Лежа в объятиях Торна, прислушиваясь к его выравнивающемуся дыханию, Гаитэ не могла не задумываться о том, что будет дальше. Кто из них раньше смирится с преобладающей волей другого? В глубине души она не могла не осознавать, что кажущаяся лёгкость победы обманчива. Им предстоит долгая борьба. И вся сложность её в том, что Гаитэ намерена бороться не с Торном, а за него — за его улучшенную версию самого себя. Но есть ли у неё шанс?
А где-то там, далеко-далеко находится человек, о котором она всеми силами души старалась не думать. Того, кто так и остался для неё сумеречной тайной.
Сезар Фальконэ. Самая глубокая рана в душе. Несбывшаяся мечта, искушение из ада. Одно его имя заставляло на глаза наворачиваться слёзы.
Но о чём плакать? Жизнь всё расставила по местам. Она жена Торна, а у Сезара, как она слышала, есть новая любовница. Как и Гаитэ, девушка знатного рода. Прославленная красавица.
Смешно ведь было думать, что он будет помнить её дольше мгновения. Зачем ему это?
* * *
Гаитэ не стала тянуть с выполнением решения. В послеобеденное время, когда слуги суетились, убирая со столов, она знаком велела Катарине приблизиться.
— Сеньорита Калуччо? — с каменным лицом произнесла она. — Хочу сообщить вам, что больше не нуждаюсь в ваших услугах. Вы можете покинуть двор.
— Но, Ваша Светлость, почему меня отсылают? Разве я в чём-то провинилась? — дерзко выставила подбородок опальная фрейлина.
Чёрные глаза с откровенным вызовом смотрела на Гаитэ.
— Вы мне не нравитесь, — сказано было с ледяной учтивостью. — А я хочу видеть при своём дворе лишь приятные мне лица.
Среди фрейлин раздались смешки. Судя по выражению их лиц, не только Гаитэ наглая девица перешла дорогу.
Девушки с интересом наблюдали за перепалкой и явно болели за госпожу, надеясь, что та поставит нахалку на место.
— Не смею вас больше задерживать, — кивнула Гаитэ. — Можете собирать вещи сейчас. Если вам потребуются рекомендательные письма, обратитесь к секретарю. Ему дано распоряжение оформить все надлежащие к случаю бумаги.
Хорошенькое личико фрейлины перекосилось от злости. Она продолжала стоять, с ненавистью глядя на Гаитэ.
— Что-то ещё?
— Его Светлость знает о том, что вы отправляете меня в ссылку?
В зале стало так тихо, что муха пролетит — услышишь.
Гаитэ медленно поднялась со стула на котором сидела и спустилась по ступенькам, приближаясь к зарвавшейся девице.
— Хочешь, чтобы все здесь услышали, за что тебя высылают из дворца? — вскинула она голову, останавливаясь рядом с ненавистной фрейлиной. — Мне не понравилось твоё легкомысленное поведение. Я не одобряю фривольного и безответственного поведения.
— Ваша Светлость…
— Говори — госпожа! — прикрикнула на неё Гаитэ.
Девушка сменилась с лица и опустила голову, но промолчала.
— Сейчас же убирайся, — велела ей Гаитэ.
Девушка продолжала стоять, глядя на Гаитэ с вызовом.
— Ты не поняла? — повысила она голос, теряя терпение. — Вон!
Привыкшие к ровному, даже ласковому, обхождению госпожи, фрейлины затихли, как вспугнутая стая птичек.
Девушка всё ещё ждала, что кто-то вступится, но всё молчали. Ей не оставалось ничего другого, как покинуть зал.
Гаитэ торжествовала. Она чувствовала себя победительницей. Очень приятное чувство.
Недовольное выражение лица Стеллы вновь заставило закипеть в сердце не до конца остывший гнев.
— Судя по всему, вы не одобряете моего поведения, матушка?
— Не одобряю.
— Мне не привыкать. Это обычное положение вещей. Но мне всё же любопытно, что конкретно вызвало ваше неудовольствие?
— Ты нажила себе врага — раз. Показала свою слабость — два. Глупо действовать на эмоциях.
— Глупо, знаю. Но чертовски приятно.
