Как-то так получалось в её случае, что те, кто действительно призваны были быть самыми близкими людьми, на самом деле оказывались самыми верными врагами.
Кристоф не подвёл. Впрочем, Гаитэ в нём не сомневалась. Когда хотел, этот парень умел служить как никто другой.
Квартирка, куда он тайком вывез Гаитэ, оказалась в небольшом двухэтажном, вполне камфорном особняке. Дом стоял на узкой улице, каретная и конюшня располагались неподалёку, в конце улицы.
Пока карета передвигалась по городу, Гаитэ рассматривала проплывающий мимо окон город. День стоял пасмурный и влажный.
Воздух был наполнен болезненными миазмами и неприятными запахами.
Взгляд то и дело цеплялся за красные кресты. Из окон выглядывали печальные лица. Спешившие мимо заколоченных домов, отмеченных знаком чумы, зажимали носы, но Гаитэ знала — это не поможет. Некоторые даже запечатывали дома, забивая все щели и скважины, баррикадировали окна и двери, заранее запасаясь провизией в надежде пережить эпидемию. Так и вымирали целыми семьями.
Пока она чувствовала себя отлично и против воли в сердце начала оживать надежда, что страхи её преждевременны. Вдруг она сумела каким-то чудом не заразиться, подержав несколько секунд в руках зачумлённый платок?
«Я найду способ. Я успею приготовить зелье. Я выживу», — повторяла Гаитэ про себя как молитву.
И всё же, когда смерть подходит так близко, что видны её пустые чёрные глазницы, страх против воли объемлет душу. Такова природа человеческая.
Добравшись до места, Гаитэ не стала оглядываться, осматриваться, обживаться. Она сразу же бросилась на кухню, к горячему очагу и, не теряя времени даром, принялась готовить лекарство, стараясь не упустить не единой мелочи.
Серебряной посуды не было, но простой утвари хватало.
Разведя огонь в очаге, вскипятив воду, Гаитэ принялась разбирать травы. Отваров следовало приготовить несколько — от тошноты, от лихорадки, от головной боли. И самое главное средство, выгоняющее хворь из крови, убивающее то зло, что покрывало тело язвами.
Пламя то и дело стремилось угаснуть. Приходилось вставать на колени и хорошенько работать мехами, раздувая огонь.
Сначала показалось, что стук кареты лишь почудился, но дверь отворилась и на пороге появился Кристоф.
Гаитэ в ужасе и притворном гневе посмотрела на него:
— Что ты здесь делаешь? Я же велела тебе оставаться во дворце!
— Я не оставлю вас умирать в одиночестве.
— Я не собираюсь умирать.
— Рад видеть, что пока вы здоровы, но, если недуг до вас доберётся, вам потребуется кто-то, кто способен о вас позаботиться.
— Если я заболею, ты тоже заразишься. Кристоф, — поглядела она на него строго. — Это серьёзно.
— Не тратьте время на уговоры, госпожа, лучше продолжайте готовить ваши лекарства. Я твёрдо решил остаться с вами. Если через два дня чума не даст о себе знать, мы вместе вернёмся во дворец, а если?.. — он смерил молодую женщину долгим взглядом и тяжело вздохнул. — Если нет, у вас больше не будет сомнений в моей преданности.
— Кристоф, я и так тебе верю! — воскликнула тронутая до глубины души Гаитэ. — Мне не нужны жертвы в доказательства верности. Я не это имела в виду!
— Это не жертва, госпожа. Во всём этом грешном мире мне никогда не доводилось к кому-то привязываться, но вы дороги мне. Вы единственный человек, которого я могу назвать моей семьёй. И вы не прогоните меня. Даже не пытайтесь. Лучше расскажите, что делать, если всё станет очень плохо.
Пожаловаться на плохое самочувствие Гаитэ пока не могла, но она знала, насколько коварна чума. Утром ты можешь быть совершенно здоров, а вечером уже зашит в саван.
Огонь в очаге трещал. Наверное, от дыма воспалились веки? Бросив взгляд в зеркало, Гаитэ заметила под глазами тёмные круги. Усталость навалилась свинцовой тяжестью.
Опустив шторы, она прилегла на кушетку на минутку, а через несколько часов проснулась вся мокрая от пота, с раскалывающейся от боли головой. Казалось, что весь дом ходит ходуном, как будто началось землетрясение.
Постучав, вошёл Кристоф.
— Сеньора, вы почти сутки ничего не ели. Нужно поесть.
С этими словами он поставил перед Гаитэ тарелку с густым питательным бульоном.
— Я не хочу.
— Вы должны!
Со вздохом она подчинилась.
После ужина стало немного легче и в душе снова затеплилась надежда на то, что всё обойдётся. Но, по мере того, как усталость увеличивалась, а головная боль, напротив, нарастала, отдаваясь по позвоночнику в спину и бёдра, Гаитэ поняла — она всё-таки заразилась.
Пущенная Тигрицей стрела настигла цель. Послание принесло свои плоды.
— Ложитесь и отдыхайте, госпожа, — как сквозь вату, через подступающий бред, услышала Гаитэ.
— Отвар… он ещё не до конца готов…
— Я сам доварю. В таком состоянии вы всё равно уже ничего не сделаете.
Гаитэ казалось, что у неё начался бред. Слышался конский топот и ржание.
— Мне кажется? Кто-то приехал? — заметалась она в горячке. — Кто-то стучится в дверь? Ты ведь предупредил Торна, чтобы он не навещал меня? Не подвергал себя опасности?..
— Не волнуйтесь, госпожа. Кто бы там не был, это точно не ваш муж.
Ей, должно быть, померещилось презрение в голосе верного слуги?
— Я посмотрю, кто пришёл.
Сознание Гаитэ путалось. Она воспринимала действительность, но как-то искажённо. Всё окрасилось в неприятный серый цвет, словно было припорошено серой пылью.
Сердце испуганно билось.
Чтобы убедиться, что это не Торн, Гаитэ медленно, с трудом, подошла к двери, перебралась через порог и подошла к лестнице, убегающей вниз.
Наверное, у неё начался бред? Потому что в фигуре мужчины, о чём-то тихо и горячо спорящая с Кристофом, ей померещился Сезар, которого тут точно быть не могло.
Он поднял голову и потрясённо уставился на неё, а потом стремительно бросился по ступеням вверх.
— Сеньор, хоть лицо прикройте! — протянул ему платок Кристоф. — Вот, поднесите ко рту.
Но Сезар его не слушал.
— Гаитэ! — подхватил он её на руки, как раз вовремя, чтобы не дать рухнуть вниз.
— Не трогай меня!
Но попытки Гаитэ вырваться из его рук не имели особого успеха. Он продолжал её обнимать.
— Я сама во всём виновата! Мне не нужно было открывать ту шкатулку.
— Какую шкатулку?
Он пытался заглянуть ей в глаза, но Гаитэ опускала ресницы. Она знала, что он увидит в них — кровь.
У зачумлённых вид оживших мертвецов. Ты словно разлагаешься заживо и чувствуешь себя приблизительно так же. Тело становится хуже темницы, сборищем нечистоты, от которых не отмыться.
