Гаитэ пожалела, что не сможет сделать то же самое. Торн был не в духе. Наверняка известие о нападении Валькары уже достигло и его слуха.
— Уже знаешь? — хмуро буркнул он, подходя к столу и наливая из кувшина полный кубок вина, игнорируя недовольный взгляд Гаитэ. — Наверняка, знаешь. Мне доложили о том, что к тебе приезжала Эффи. Как сорока на хвосте, принесла новую сплетню?
— Если ты о высадке войск валькарийцев в Тиосе, то да, я в курсе.
— В последнее время мы не были добрыми соседями, но никто не думал, что Руал поднимет против нас армию. Сейчас вся надежда только на Сезара. Но где гарантия, что он нас не предаст?
— Он так не поступит, — возмутилась Гаитэ.
— Почему? В прошлый же раз женился на сестре Руала против воли отца. А сейчас, если валькариец пообещает ему мой трон, почему бы Сезару и не переметнуться?
— Если бы Сезар планировал нас предать, он бы не требовал подкреплений для дальнейших сражений. У нас сейчас совсем другая беда — этого подкрепления взять неоткуда.
— О, духи, Гаитэ! Не думаешь же ты, что в этом деле разбираешься лучше меня? Поверь, гораздо проще, чем вести войны, переманить к себе противника. И король Руал рассуждать будет именно так. Не забывай, официально Сезар женат на его, и королю Валькары гораздо приятней будет видеть на троне Сезара, чем меня. Если наследников у Сезара не окажется (а, учитывая склонности его дражайшей супруги к девочкам, откуда им взяться?) Линтон сможет со временем претендовать на трон Саркассора.
— Думаю, тебе не о чём волноваться. Вряд ли Сезар разделяет планы Руала, даже если последний их и вынашивает.
— Я не верю, что Сезар останется мне верен.
— Духи, Торн! Существуешь же не только ты один. Есть ещё семья, есть государство. Твой брат не настолько беспринципен, чтобы предать всё, чем дорожит. И вообще, пока твой отец жив, разговоры о престолонаследии вести рано. Это почти измена. Лучше успокойся. Следует думать совсем о другом.
— А о чём же, по-твоему, мне следует думать? — с иронией вопросил он, вновь потянувшись за кувшином.
— Перестань, пожалуйста, пить. Сейчас как никогда, требуется твердость и трезвость мышления. Нам нужно войско. И деньги. Не исключено, что тебе придётся выдвинуться на восток, к морю, на помощь брату.
— Мне?!
— Да, тебе! Нужно собрать войско и раз и навсегда уничтожить осиное гнездо ещё до того, как они начнут наползать на наши земли, словно саранча. Помнишь, что говорил ваш отец? Вы должны быть едины — два солнца над Саркоссором.
— Ты согласишься отпустить меня на войну? — усмехнулся Торн, прищурившись глядя на жену. — Не боишься за мою жизнь, женщина?
— Погибнуть можно везде. И чем топить жизнь в вине, лучше использовать её с пользой и славой. Я не хочу, чтобы люди говорили, будто победой мы целиком и полностью обязаны Сезару. Одним титулом править не получится. Тебе нужна реальная власть. А её не получишь на блюдечке с голубой кайомочкой.
— Да, власть — это женщина. Её нужно суметь добиться. В твоих речах есть смысл. Завтра отправимся к отцу и обсудим всё с ним. А пока — иди ко мне, дорогая жёнушка и я в очередной раз докажу, какой желанной ты можешь быть.
— Почти такой же, как власть?
— Желанней, — притянул её к себе Торн. — Тебе ли бояться какой-то жалкой фрейлины? При дворе и так все знают, что я безумно влюблён в мою прекрасную колдунью, что она полностью завладела моим сердцем.
Гаитэ натянуто улыбнулась, прилагая титанические усилия, чтобы не заговорить об Азино. Не хотелось затевать очередную перепалку, а этим бы неизменно всё закончилось.
Нет, не стоит упоминать о прошлом. Может быть, тогда оно, как сорная трава, не прорастёт в будущее?
В чём-то Торн прав. Они проводили в опочивальне столько времени, что придворным не оставалось ничего другого, как перемигиваться и шушукаться. Большую часть времени Торн выглядел утомлённым и счастливым, и все ожидали со дня на день известие о том, что герцогиня понесла. А Гаитэ каждый месяц с затаённым облегчением убеждалась, что пока этого не произошло.
Хотя, чем тут радоваться? Долг королевы родить наследников своему королю. Так почему одна мысль о возможности появления ребёнка на свет пугала её до оторопи? Кто-то, кто будет зависеть от тебя столь полно, с кем ты будешь связан столь тесно? Нет, Гаитэ не желала стать матерью. По крайней мере, пока.
Когда Торн заснул, она долго глядела прямо перед собой застывшим пустым взглядом.
Последние месяцы она только и делала, что пыталась примириться с окружающей её действительностью. Игра в счастливую супругу ужасно выматывала. На самом деле Гаитэ не была ни спокойна, ни довольна, ни, тем более, счастлива.
Когда она была обычной девушкой из толпы, никому не было до неё дела, но теперь, чтобы она не делала, куда бы ни шла, на неё устремлялось тысячу любопытных взглядов. Каждые слово становилось поводом для тысячи пересудов.
На актёра, играющего на сцене, публика любуется час-два, от силы. На королей же взоры подданных глядеть не устают никогда. Ты всегда должен быть эталоном, примером для подражания, небожителем, не имеющим право на ошибку.
Но Гаитэ никогда не считала себя какой-то особенной. Ей было в тягость её положение.
На следующий день, как и было договорено, отправились в императорский дворец.
Там всегда было шумно. К Его Величеству всегда прибывали люди, и все, начиная от посыльных до нищенствующих младших братьев в захудалых саркассорских родах, толпились в просторных залах.
Несмотря на уже преклонные годы, Алонсон прекрасно справлялся с делами. Он всегда был собран, внимателен, скор в принятии решений и редко отказывал кому-либо в аудиенции, неважно, кто добивался встречи, лорд, духовное лицо или мелкий сквайр из отдалённых поместий. Никто не мог сказать, что Его Величество их не выслушал.
Эта повседневная рутина была для императора столь же любимым занятием, как фехтование или соколиная охота для его сыновей.
Встретив сына и невестку, Алонсон предпочёл уединиться с ними в личном кабинете.
— Я ждал тебя ещё вчера, — суховато заметил Алонсон, недоброжелательно касясь на Гаитэ. — Думал, ты приедешь один и мы сможем поговорить о делах.
— Отец, Гаитэ моя жена и у меня нет от неё секретов. Она в курсе происходящего и, заметьте, вовсе не от меня — от Эффи. Вертихвостка слишком много болтает.
— Все вы слишком много болтаете, — угрюмо отозвался Алонсон.
— Что ходить вокруг да около, подбирая выражения, отец? — пожал плечами Торн. — Дела идут хуже некуда.
— Тут ты ошибаешься, мой мальчик. Пока ты жив, в любом момент плохое положение вещей может сделаться ещё хуже.
— Оптимистично, нечего сказать! — фыркнул Торн, остановившись у камина и уставившись в огонь. — Ещё каких-то полгода назад можно было с уверенностью сказать, что трон наш прочен, как никогда. А сегодня мы можем потерять и власть, и королевство, и даже саму жизнь. А Сезар только тем и занят, что старается занять моё место — в вашем сердце, в сердце моей жены, на троне!
