— Преданность?..
— Именно так, моя госпожа. Вы не должны рисковать. Помочь вашему другу и родственнику вы не в состоянии, но один неверный шаг и вы вполне можете погибнуть сами. Наш император из тех людей, что наносят непоправимые удары с дружеской улыбкой на лице. Маска простака — всего только маска. Его Величество умны и беспощадны. Прошу вас, будьте бдительны.
— Благодарю за добрый совет, мой друг, — вздохнула Гаитэ, сворачивая письмо и пряча его в лиф, за корсаж.
— Я лишь хочу лучшего для вас, ваше величество. Здоровый наследник — вот ваша лучшая гарантия от произвола вашего мужа.
Гаитэ отвернулась. Думать о ребёнка в данных обстоятельствах она категорически отказывалась.
— Почему Торн запер брата в замке Милетелли? Почему не поместил его в тюрьму Жютена?
— Потому что Его Светлость ещё не предстал перед судом.
Гаитэ понимающе кивнула:
— Чтобы не опасаться соперничества брата Торн желает уничтожить личность Сезара Фальконэ и те мифы, что так старательно распространяют о нём преданные ему люди. Военные — в первую очередь. А что он сделает потом?
— Возможно, казнит. Даже вероятнее всего. Вы должны быть к этому готовы.
— Но почему просто не запереть?! Почему — не выслать?!
— Потому что пять провинций Саркассора остаются верны Сезару. Они не сдадутся без законной процедуры. Но даже если сдадутся, даже тогда он будет по-прежнему представлять угрозу. Сезар Фальконэ завоевывал города не только оружием и убеждением, под его протекторатом города и провинции процветали. Ваш муж боится народного недовольства и возобновления бунтов.
— Может ли народная любовь вынудить Торна освободить своего брата?
— Нет, сеньора. Сезару Фальконэ даже говорить на суде не дадут. За него это будет делать его защитник.
— Кто им будет?
— Пока не известно. Но логично предполагать, некто более, чем лояльный к королевской власти. Да и кто возьмёт на себя риск помогать брату короля по-настоящему? Всерьёз оспорить королевскую волю?
Гаитэ обессилено опустилась в кресло.
Единственным человеком во всём государстве, который разделял страдание Гаитэ и был всем сердцем на стороне Сезара — Эффидель. Но она была так же беспомощна, как и сама Гаитэ.
Со всех сторон к ней летели восторженные крики: «Будь счастлива».
И все ждали, что молодая и прелестная принцесса, став наречённой невестой одного из первых владык мира, будет на седьмом небе, а Эффидель, заплаканная и потускневшая, нервно комкая платок в повлажневших ладонях, заявила Торну:
— Пока не ясна судьба Сезара, я замуж за Руала не выйду! Как ты смеешь держать его в заключении? Чтобы бы сказал на это отец?
— Я радею о благе государства, — спокойно заявил Торн, неприятно кривя губы в недоброй улыбке. — Отец меня бы понял. Есть ещё кое-что, с чем тебе придётся смириться — мы должны публично обвинить Сезара в его преступлениях. И ты будешь свидетельствовать против него.
Глядя на брата огромными от изумления глазами Эффидель проронила только одного слово:
— Никогда.
— Я сделаю вид, что не слышал. Но учти, идя мне наперекор, ты играешь собственной жизнью.
Гаитэ взяла Лисичку за руку, взглядом умоляя ту замолчать.
Дождавшись, когда Торн выйдет, Эффидель горячо набросилась на неё, обрушивая на Гаитэ весь накопившийся гнев:
— Почему ты молчишь?! Почему не воспротивишься его мерзкой воле?! Ты обещала мне, что будешь на нашей стороне! Будешь другом!
— Я и на вашей стороне — всем сердцем. Но Эффи, сейчас ни ты, ни я ничего сделать не можем.
— И что ты предлагаешь? Сдаться?
— Ждать.
— Ждать — чего?
— Удобного случая. Не стану от тебя скрывать, положение очень скверное. И единственное, что мы можем сделать для Сезара, это устроить ему побег. Власть и положение твоему брату уже не вернуть и с этим придётся смириться. Но ещё можно попытаться спасти его жизнь. У нас будет только одна попытка. Одна единственная. Мы не можем ошибиться. И ты должна отдавать отчёт, чем мы рискуем.
— Чем же?
— Торн не пощадил брата. Не пощадит и нас.
— Только не тебя. Он тебя любит.
— Каждый человек способен любить ровно настолько, насколько глубока его душа. Пока я нужна ему, Торн будет со мной считаться, но, если стану помехой или угрозой, церемониться точно не будет. Но у тебя есть шанс, есть страховка — ты должна постараться привязать к себе короля Руала. Возможно, нам удастся использовать его, как союзника.
Глава 17
Гаитэ изо всех сил старалась убедить Торна, приводя один логический аргумент за другим в пользу того, почему Сезар на свободе будет им полезней, чем заключённый в узилище. Эффидель в письменных обращениях делала то же самое. Но ни жена, ни сестра не преуспели. И сестру, и жену заверили в безусловной любви и преданности, но с намеченного курса не свернули.
Сезара доставили к залу суда в повозке, кованной железом. Не в той клетке, в какую его когда-то засадил брат Гаитэ, чуть поизящней, но всё же клетка остаётся клеткой. Сопровождаемый стражниками, гремя кандалами, переступил он порог судебных чертогов.
Хотя бы царственных одежд Торн у брата не отобрал — Сезар выглядел подобающим для Его Светлости образом. Длинный кафтан из дорогого сукна оторачивала горностаевая опушка, шею обвивала тяжёлая, массивная цепь. Падающие на плечи локоны сияли глянцем, подбородок был чисто выбрит.
Глядя на Сезара Фальконэ можно было подумать, что тот собрался на бал. Он был ослепителен и, с виду, как никогда уверен в себе, но Гаитэ не сомневалась, что вся его самоуверенность лишь бравада и маска.
— Его Величество, император Саркассора, Торн I, собирает Трибунал для суда над милостью божьей наследником саркоссорского престола, первого маршала, Его Светлостью Сезаром Фальконэ. От обвинения выступает Хорсиа Келливан.
Пока герольд зачитывал все эти широко известные факты, стражники протянули цепи, сковывающие руки Сезара через массивное кольцо в полу, замыкая их ключом.
На середину залы, к подсудимому с чинной неторопливостью вышел озвученный Хорсиа Келливан.
— Ваше величество, — склонил он голову перед сидящем на высоком троне императором, — ваша милость, — кивок в сторону высокородных пэров, — я докажу, что Его Светлость Сезар Фальконэ действовал предательски против королевской власти и человеческой совести.
Прокурор многозначительно поднял палец с тем, чтобы не менее многозначительно тыкнуть им в потолок.
— После сегодняшнего заседания ни у кого не останется сомнений, что во имя спокойствия в государстве этого глубоко безнравственного человека необходимо срочно изолировать от общества.
