Факт существования крошечных зданий, под завязку набитых жильцами, заставляет нас совершенно по-новому взглянуть на определение понятия «дом». Мы привыкли воспринимать наши просторные западные дома – независимо от того, удалось нам по-настоящему полюбить их или нет, – как места приватности и уединения. Проводя психогеографическое исследование в Мумбае в составе передвижной лаборатории BMW-Guggenheim LAB, – «мозгового центра», специализирующегося на урбанистических проблемах крупнейших городов мира, я обнаружил любопытный парадокс. Когда я приводил участников экспериментов в малолюдные общественные места, такие как музейная автопарковка или церковный двор, они демонстрировали явные признаки релаксации того рода, что обычно наблюдается в приватной, уединенной обстановке, например в собственном доме или живописном зеленом парке. При помощи датчиков, измеряющих физиологический тонус, я видел своими глазами, как тела испытуемых успокаиваются под влиянием тихих и пустынных мест. В западном контексте пустое общественное пространство ассоциируется скорее с неудачей: все наши усилия по проектированию таких мест, как правило, сосредоточены на том, чтобы вдохнуть в них жизнь. Результаты измерений, однако, вовсе не удивили моего ассистента Махеша, который проживал в Дхарави и делил одну маленькую комнату с женой, двумя детьми, а также своими родителями и двумя братьями. Махеш объяснил, что, когда он хочет отдохнуть от суеты, побыть наедине с другом или в одиночестве, для него естественно искать покоя и уединения вне дома, где-нибудь в тихом уголке города. Частное наблюдение Махеша перекликалось с результатами опроса, проведенного в то же самое время Аишей Дасгуптой из BMW-Guggenheim LAB в сотрудничестве с PUKAR, местным коллективом ученых, изучающим урбанистические проблемы Мумбая. 54 % респондентов определяли дом как свое главное личное пространство, но большая часть опрашиваемых были склонны искать уединения в общественных местах даже несмотря на то, что они жаловались на нехватку и недоступность безопасных публичных пространств, особенно для женщин
{60}.
Итак, если рассматривать проблему в мировом масштабе, то различные типы организации пространства, которое мы определяем как «дом», настолько многообразны, что не поддаются простой классификации. Однако возможно выявить психологические основы нашего отношения к своим жилищам. Некоторые из наших предпочтений носят почти универсальный характер. Так, человека привлекают определенные формы и цвета и то, что содержит в себе элементы реальной природы (сюда можно отнести вид из окна). Мы тяготеем к такой организации пространства, которая обеспечивает известную степень приватности и чувство защищенности. На выбор также влияет наша личная история. Ранние впечатления и связанные с ними места формируют наши предпочтения в зрелом возрасте и либо притягивают нас к конкретным типам устройства жилищ, либо отвращают от них, в зависимости от валентности этих переживаний. Наконец, наше отношение к своему жилищу зависит от того, насколько сильно мы ощущаем, что контролируем его, – то есть от степени, в которой нам удается приспособить собственный дом под свою индивидуальную психологию, используя самые разные средства – от семейных реликвий до таких простых элементов декора, как краски, обои или плакаты. Если мы проигрываем в борьбе за такого рода контроль, то рискуем сгубить зарождающуюся любовь на корню.
Дом и его будущее
Но что же готовит грядущее? Неужели требования экономики заставят нас селиться в типовых коттеджах и квартирах, которые хоть и могут содержать отдельные дизайнерские «завлекалочки», дразнящие наше воображение, но в остальном имеют не большее отношение к нашей личности, чем если бы мы были лишь двухмерными изображениями самих себя на глянцевых страницах рекламных проспектов? Или хуже того – обреченные занимать все более тесные жилища в перенаселенных и дорогих городах будущего, не окажемся ли мы вынуждены оставить идею индивидуализированного домашнего пространства, приспособленного под наш личный вкус, опыт и внутренний мир?
Но если прогрессивным архитекторам, вдохновленным кинетическими творениями Бисли, дадут дорогу, то, возможно, наши жилища будет выглядеть совершенно иначе. Что, если ваш дом – вместо того чтобы быть коробкой из четырех немых стен, незаметной частью повседневной рутины – превратится в более активного игрока? Что, если он поможет вам полюбить себя, ответив взаимностью? Вот какие перспективы сулит нам адаптивный дизайн.
Идея, что здание способно чувствовать и может реагировать на события, происходящие в его стенах, сама по себе не нова. В каком-то смысле можно рассматривать термостат, контролирующий наши системы обогрева и кондиционирования воздуха, как своего рода адаптивную технологию. Термостат принимает входящую информацию в виде заданных нами настроек температуры, по сути представляющих собой выраженное в простой форме желание, – и через магию обратной связи управляет сложными механическими системами, работа которых призвана удовлетворять наши потребности. У нас в домах имеется много таких простых систем контроля, начиная с противопожарных датчиков и охранной сигнализации и заканчивая автоматическими устройствами, регулирующими освещение и работу мультимедийного центра развлечений. Однако децентрализованные и полностью подконтрольные пользователю системы – это не то, что мы имеем в виду, представляя себе дом с механизмами восприятия и реагирования, объединенными в единое целое и подконтрольными интеллектуальному агенту, который постоянно трудится над тем, чтобы приспособить дом под нужды хозяина.
Концепция «адаптивной архитектуры» была разработана Николасом Негропонте, гуру кибернетики и основателем широко известной лаборатории Media Lab при Массачусетском технологическом институте (MIT). Он был первым, кто предположил, что архитектура может быть переосмыслена и представлена в виде вычислительной машины, способной реагировать на пользователя и взаимодействовать с ним. Еще в начале 1970-х Негропонте предсказал возможность объединения компьютерных технологий со строительными материалами таким образом, чтобы здание могло реагировать на события, происходящие внутри и вокруг него
{61}. Основные разработки в этой сфере до сих пор были сосредоточены на поиске способов повысить экологическую устойчивость зданий при помощи конструкторских решений, минимизирующих их «углеродный след». Например, когда встала задача построить в северном климате дом с нулевым углеродным следом, появился Северный дом (North House), проект которого был разработан в Школе архитектуры Университета Уотерлу (Онтарио) под руководством Бисли. Здание оснащено набором датчиков, способных реагировать не только на внешние, погодные условия, но и на внутреннюю обстановку: перемещения, движения и активность обитателей. Для более крупных строений разрабатываются адаптивные оболочки, которые минимизируют энергозатраты, реагируя на изменения окружающей среды. Один из примеров – здание Центра дизайна Мельбурнского королевского технологического института (RMIT Design Hub), внешняя обшивка которого состоит из тысячи отполированных дисков, автоматически поворачивающихся навстречу солнечным лучам. Сейчас эти диски служат солнцезащитными экранами, снижая таким образом энергозатраты здания; но когда-нибудь они будут превращены в солнечные батареи (возможности для такой модификации заложены в техническом оснащении фасада). Похожим образом чикагский архитектор Тристан Д'Эстре Стерк проектирует подвижные оболочки для зданий, которые – за счет применения принципа, определяемого Бакминстером Фуллером как «тенсегрити» (tensegrity), – будут способны менять саму форму здания в ответ на показания датчиков. Пока планируется измерять этими датчиками температуру воздуха и интенсивность солнечного освещения – с целью создать в помещениях приятную атмосферу с минимальными энергозатратами. Подобные конструкции, хотя в них и использованы возможности передовых сенсорных технологий и материалов, делающих жилье более «зеленым», по сути своей не так уж далеко ушли от простого механизма обратной связи, используемого в термостате домашнего обогревателя. Такие здания могут знать определенные вещи о своих обитателях, но не могут их чувствовать. Однако уже появляются, например, игровые консоли для гостиных, в которые встроены простые датчики, способные измерять у нас частоту дыхания и сердечных сокращений, уровень стресса и мозговые волны, оценивать выражения лица и движения глаз. Концептуально отсюда рукой подать и до целого здания, нашпигованного подобными датчиками, которые предоставляли бы ему больше информации о нашем физиологическом и психическом состоянии, чем может быть доступно близкому другу, сидящему с нами рядом в гостиной.
