– Я… не… готов.
– Посмотри!
К карточке, на которую падали дождевые капли, протянулась дрожащая рука.
– Мама…
– Переверни!
Эмия командовала, как надсмотрщик.
– Прочитай. На обратной стороне.
И Дар перевернул фото. Долго читал текст, стирал со щек слезы, многократно перечитывал одно-единственное предложение – чужое имя. Пока не дошло.
– Это…
– Это не твоя мама, – кивнула Эмия, – это другая женщина – Арина. Дедушка ослышался.
(Rick Wakeman – Stairway to heaven)
Спустя двадцать минут Эмия деловито носилась по избе. Нашла, что хотела: плотный картон, «набивку» из старых газет, моток шпагата, ножик – принялась мастерить «посылку».
Сидящий на кровати Дар смотрел на нее недоуменно – сам он только начал отходить от пережитого потрясения – плохая, а затем хорошая новости почему-то выжали из него все силы. Хотелось лечь на кровать и лежать, закрыв глаза, как ребенок, которого грозили наказать, а после почему-то передумали. Но лечь не позволяла совесть – дом чужой.
– Зачем посылка? – спросил он, когда Эмия отыскала ручку и принялась царапать сверху адрес.
– Схожу в главный дом в деревне, притворюсь почтальоншей, скажу, что отправитель забыл указать номер дома.
– Думаешь, скажут адрес?
– Думаю, скажут.
Снаружи все еще капало.
А хитрая она, однако, богиня-то – голова даже в сложный момент хорошо работает – Дар Эмией тихо восхищался. И еще улыбнулся, когда понял, что в этот самый момент – в простой одежде, с высунутым от усердия языком и слипшимися от влаги волосами – она удивительно сильно походит на обычную земную девчонку. Сфокусированную и очень решительную.
* * *
Председатель был невысоким, морщинистым и страшно занятым. Чтобы дойти до его кабинета, Эмии пришлось пересечь большой и пустой деревянный холл, и до самой массивной двери за ней тянулись мокрые и не очень чистые следы. Колчановка асфальтированными дорогами не славилась.
– Входите. Что Вам?
На нее даже не взглянули. Посетительница пошуршала мокрой курткой, переступила с ноги на ногу и уставилась на круглую, глядящую на нее проплешину.
– Я ищу Карину Войт…
«Я почтальонша… я с почты… работаю на почте…» – Эмия все еще думала, как сказать, чтобы звучало правдоподобно, когда ее спросили:
– По распреду?
– … что?
– Вас сюда распределили? – раздраженно пояснили ей вопрос и впервые подняли голову. На Эмию уставились маленькие, но цепкие глазки – на ее мокрый капюшон, на коробку в руке, после на ботинки, вокруг которых налилась лужа.
– Д… да.
Она судорожно поддала себе воображаемого пинка – зачем соврала?! А если сейчас встрянет в историю?!
– Хорошо, – председатель сделался мягче, миролюбивей. – Сколько вас приехало, господа студенты?
– Дво… Двое.
– Отлично. Мы уж думали, всех прислали. Но так даже лучше. Хорошо, запоминайте тогда…
И ей принялись рассказывать, как пройти к дому номер четыре по улице Озерной.
* * *
– Он подумал, что мы студенты по распределению?!
– Да. А что это?
Эмии было страшно, что Дар начнет ругаться, но тот кружил по комнате, увлеченный продумыванием деталей вымышленной истории.
– Значит, так, – деловито объяснял он ей несколько минут спустя, – мы с тобой студенты с биологического факультета Атынинского сельскохозяйственного института…
– Атынинского?
– Это город такой недалеко отсюда. Мы его на поезде проезжали, помнишь?
Эмия помнила смутно – только перрон больше и шире, чем другие. И толпу гуще.
– А ты уверен, что там есть такой институт?
– Он почти в каждом городе есть.
– Хорошо.
Дом Арины Валентиновны будто посветлел. На Эмию с Даром благожелательно взирали святые с икон; не казались больше пыльными и унылыми полки со свисающими скатертями, не тяготил вид задвинутых под круглый стол стульев. Дар один из них выдвинул, развернул, уселся, залихватски закинув лодыжку на колено.
– Слушай, а ведь так даже лучше…
И впервые его глаза почти что сияли от предвкушения и надежды.
– Почему?
– Потому что это значит, нам дадут пожить в ее доме – так делают некоторые пенсионеры, которым нужна помощь. Позволяют в обмен на выполнение несложных работ по хозяйству пожить, изучить местность, флору-фауну, глубже познакомиться с агрофермерством и так далее. Понимаешь?
– Получается… Мы можем… просто постучать к ней, сказать, что студенты? И нас пустят?
– Получается.
Дар выглядел серьезным и почему-то бледным. Даже вынырнувшее из-за облаков солнце не стерло с его лица тени от залегших морщин.
Почти прекратился дождь – редко еще стучали по металлическому козырьку капли. Этот дом более не чудился им чужим – в какой-то мере своим, переходной базой между разведывательными пунктами. Как не казалась чужой женщина с фото – Арина Валентиновна Мартемьянова.
Выходя за дверь, Эмия мысленно пожелала ей счастья и добра там, где бы она теперь ни находилась. И чтобы ее сын все-таки приехал.
* * *
Улица Озерная находилась на другом конце деревни – в точности наискось, если провести по карте прямую линию от одного угла до другого, как сделала ради них продавщица из местного магазина «Продукты», которая позже продала им две пары резиновых сапог.
Сапоги пригодились сразу же – лужи после ливня на дорогах образовались такие, что не обойти, не перескочить – то и дело приходилось углубляться на обочины, пробираться вдоль чужих заборов.
Менялись улицы: с Сиреневой на Садовую, с Садовой на Молодежную, с Молодежной на Бориса Потехина, – а дома оставались по большей части одинаковыми – старыми, одноэтажными, с потемневшим от времени брусом.
Ближе к центру – на Березовой – они миновали несколько добротных каменных особняков – дорогих, судя по сложности кованых ворот и высоте кирпичных заборов.
«Наверное, для местной администрации», – предположил Дар.
А дальше привычный глазу пейзаж: сваленные вдоль мокрых дорог доски, шифер, груды кирпичей…
Как сейчас, он не волновался никогда. До дрожи в самом центре души, до неожиданно трухлявых от слабости коленей. Шел и тормозил, то шутил, сам не помня о чем, то вдруг надолго умолкал. И Эмия, как всегда, не упрекала – чувствовала его настроение, как свое.
– Все будет хорошо, – роняла с периодичностью в несколько минут, не обращаясь к кому-то конкретному – просто в воздух перед собой. А он цеплялся за эти слова, вдыхал из них спокойствие и умиротворение, на мгновенье успокаивался, а после принимался волноваться с новой силой.
