– Дай ей полную сумку украшений – пусть тешится.
– Будет сделано, – отозвался Змей Перерождения и уже через минуту, когда пожелания кончились, открыл гигантскую огненную пасть.
– Спасибо, – шептала Эмия, шагая в холодный огонь.
– Передавай ему привет, – махал мужчина в майке.
– И Калее спасибо…
– С твоей Калеи кофе.
«Спасибо, Вы сделали меня счастливой… Самой счастливой на свете», – светились девчонкины глаза. И Кронис был беспричинно рад – еще одна временная петля не замкнулась, не пошла по предыдущей траектории.
И он-таки взял свое.
Эпилог
Колчановка.
(Alex Brynskikh – Morning)
Совсем раннее утро – еще не сошел с полей туман, еще серебрилась на крапиве роса, и едва только пробивались сквозь далекие тучи молодые солнечные лучи.
Земля. Так просто и так сложно…
Эмия шагала по изрытой ямами и разбитой грузовиками дороге. Спотыкалась на каблуках, чувствовала, как под плащом потеет спина – с марта ощутимо потеплело.
Земля. Сломанные ветки деревьев, на которых качались мальчишки; окурки под лавочкой. Бок лежащей у урны пивной бутылки; сонные, рычащие из-за заборов собаки.
Наверное, все еще спят.
Ветер свежий, чуть прохладный, ласковый.
Земля. Место, где учатся быть счастливыми люди. В линейном восприятии, где течет время, их жизнь – последовательность кадров. И ты либо умеешь наслаждаться каждым, либо не умеешь никаким. Самые жесткие настройки, бесконечная градация чувств, как в одну, так и в другую сторону.
Тяжело. Но оттого и здорово. Если уж страх, то страх, если любовь, то до головокружения.
Рядом со знакомым зеленым забором шумела красавица-сирень.
До нужного дома оставалось еще метров сто, когда наружу, держа в руках продуктовую сетку, вышла Карина Романовна – бежевая кофта, длинная юбка, платок.
Она и увидела идущую по дороге Эмию первой, вгляделась, прижала к груди ладонь.
– Сынок! – громко охнула через секунду. – А говорил – не придет! Приехала, вот же она…
Эмия думала – Дар спал? Ошиблась.
Он вылетел из ворот на такой скорости, что едва не сшиб калитку.
Поднесся к ней, как счастливый и пьяный пацан, схватил, поднял в воздух – покружил.
– Эмия… Эмия….
Сам не верил тому, что видел. Ощупывал ей голову, волосы, лицо – заглядывал в глаза. Потом стиснул так, что больно, но она и не думала сопротивляться.
– Скажи, что ты насовсем, – требовательно и с мольбой зашептал ей на ухо. – Скажи, что насовсем. Скажи!
Теплая кожа сквозь ткань майки, запах его кожи и пота. Запах вчерашнего одеколона и сегодняшнего мыла.
– Скажи…
Его руки держали ее с такой жадностью, будто самую любимую в мире игрушку, – «не отдам». Ее трогали, ее вдыхали, ее словно проверяли на «настоящность».
– Скажи… Скажи… ты ведь насовсем?
Эмия улыбнулась так, что расширилось от восторга сердце. И шепнула:
– Я насовсем.
* * *
Они поженились две недели спустя. В ближайшем и совсем не загруженном ЗАГСе города Редьма. Из гостей лишь родители и Леслав – младший Даринов брат, на старшего смотрящий с неизменным восторгом.
– Блин, хочу такую же татушку, – то были его первыми словами при знакомстве.
Привычно зачитывала текст немолодая и серьезная женщина-регистратор; обмен кольцами, поцелуй…
Одетый в старый, вычищенный и отглаженный костюм, Тадеуш стоял ровный, как армейский новобранец. Старался, чтобы не слишком мокрыми выглядели глаза и не дрожали губы. Карина не отнимала от глаз платка.
Поставили подписи.
Почему-то куда больше дня регистрации брака Эмии запомнился другой, который был накануне, когда искали ей в магазине платье.
– Может, это? – предлагала Карина Романовна.
А когда «дочка» занималась примеркой, она вдруг принималась плакать.
– Надо же, старшего сына женю, – шептала. – Разве правда?
И вместо выбора платья Эмия только и делала, что терла с чужого лица горячие счастливые слезы.
– Невеста, теперь на законных основаниях возьмите мужа правой рукой…
Тихо, но торжественно звучал из угла электроорган.
На выходе их подловил и ослепил вспышкой фотограф.
– Спускайтесь, молодые, теперь общее фото в зале.
Стол для друзей и соседей, а также всех, кто пожелал зайти, накрыли в Колчановке.
* * *
(Andre Gagnon – Bobichon)
Восемь с половиной месяцев спустя.
Приближался новый год. Третий день валил за окнами неторопливый, но плотный снег – уборочная техника не справлялась с очисткой; призывали не ездить на дальние расстояния ведущие теленовостей.
Уже развешены по периметру комнаты гирлянды из мишуры, уже заготовлено безалкогольное шампанское и мандарины; радовалась украшениям стоящая в углу пушистая елка. На ней – на самом заметном месте – те самые стеклянные шары, которые купили в Лаво. Два оставили себе, один тщательно упаковали в пленку и бумагу и отправили почтой маме.
Они почему-то вернулись в Бердинск – здесь впервые встретились, здесь хотели немного пожить, сняли трехкомнатную квартиру. Успели обустроить; Дар вот уже полгода работал в новой автомастерской – платили хорошо, относились с уважением – ему нравилось.
Сидя в удобном кресле, Эмия гладила похожий на шар живот и улыбалась. Касалась тех мест, куда упирался ногой или рукой шаловливый сын, смеялась, если он пытался потрогать ее изнутри.
– Может, Кронис? Давай назовем его в честь того, кто тебе помог?
Дар опустился на колени рядом – нежно поцеловал бок налитого пуза.
– Не стоит. Кронис знает, что мы благодарны. Наше счастье и есть его награда, я знаю. А сына лучше так, чтобы не дразнили в школе…
– Пашкой?
Ей вспомнился вечно надменный робот Павл.
– Не-е-е, как-нибудь еще.
– Сашка? Олежка? Андрей?
– Не знаю. Как насчет Польских имен? Твой папа будет рад…
– Полоцских?
Они смеялись в унисон.
– Знаешь, пусть он родится, мы посмотрим ему в глаза и поймем, как его зовут. А?
– А давай, – согласились легко.
И радостный, но пока еще безымянный мальчишка, восторженно толкнул крепкой пяткой мамин бок.
