«Иди своей дорогой, бабуся…» – хотел прорычать, но лишь сильнее стиснул зубы.
Здесь, в невысоком тоннеле между домами, на стенах переливались желтые, отражающиеся от ручьев блики – снаружи садилось солнце.
– Отстань от меня, в последний раз прошу. По-хорошему.
Он готов был дать ей по морде, если придется, – все равно терять нечего.
– Мне не нужны деньги. Зачем?
Его знакомая при этих словах выглядела такой простой и бесхитростной, что, будь он не здесь и не сейчас, а при других обстоятельствах, поверил бы ей безоговорочно. Удивленные и чуть напуганные его агрессией серые глаза, обиженная морщинка на гладком лбу – девчонка будто до сих пор мысленно вопрошала, зачем ей могли быть нужны деньги?
Действительно, зачем, – чуть не крякнул он ехидно. И в очередной раз словил сводящее с ума мимолетностью чувство, что уже где-то видел ее раньше, – но где? Точно не в мастерской, не в магазине возле дома, где брал продукты, не во сне, кажется.
Как будто в параллельной жизни…
Эту мысль Дар прогнал.
– Тогда что нужно?
– Я хочу тебе помочь.
– Помочь? Зачем?
– Ни зачем. Просто так. У меня есть сто лишних единиц манны…
– Манны, значит! – она никак не хотела бросить притворство, и его вдруг покинула злость, оставив после себя едкую усталость. Бессмысленный диалог, бессмысленный спор.
– Скажи, – он вздохнул, – почему ты просто не скажешь: «Заплати мне?» Зачем все это, а? Зачем? Разве у тебя правда нет сердца?
Дар вглядывался в ее глаза так, будто мечтал прочитать в них правдивый ответ.
– Есть! – жарко качнула головой незнакомка. – Поэтому я здесь. Я не хотела, чтобы ты прожил свою жизнь… так.
– Как?
Она мигнула. Мимо них прошли грузная мать с малолетним сыном, следом подозрительного вида мужичок в старой куртке и натянутом на глаза капюшоне. Эхом отражались от стен чужие шаги и хруст льда под подошвами.
– Слишком… коротко. Ты заслужил… лучшего.
– Правда? С чего ты это взяла?
– Не знаю. Почувствовала.
Наверное, будучи маленьким, он ждал именно этих слов и им бы поверил. «Почувствовала» – правильно. Потому что он «растил» себя, делался достойным, стремился стать лучше, и потому что верил, что однажды так и будет. И плевал бы, что пришел не «он», а «она».
Только он давно не маленький, а стоящая напротив аферистка так и не призналась, чего желает на самом деле.
Отвязаться от нее. Купить пельменей – сварить, съесть, покурить. Простой план, но он почему-то все еще торчит в чужом переулке, почем зря сотрясает воздух препирательством.
– Уходи и больше не попадайся мне на глаза.
– Но я не мошенница!
– А кто ты?
– Эфина.
Господи, зачем он тратит время?
– Может, докажешь?
В серых глазах мелькнуло растерянное выражение.
Так он и знал. С самого начала. Собирался развернуться, чтобы уйти, когда девушка спешно выпалила.
– Мне надо, чтобы было темно… Темнее, чем здесь.
И он удивился самому себе, цинично хмыкнув:
– Без проблем. Дуй за мной.
После чего, не оборачиваясь, зашагал к ближайшему подъезду.
Здесь пахло высохшей мочой и жареным луком. И еще отходами.
Он завел ее на один пролет выше первого этажа, туда, где на стенах висели старые развороченные почтовые ящики – почти все пустые. Газеты валялись рядом, в углу, – тот, кто их принес, не стал утруждать себя лишней работой.
Дар не понимал, зачем стоит здесь. Зачем вдыхает смрад из мусоропровода, смотрит на умалишенную, которая в очередной раз оглядывает собственное тело, будто пробует почувствовать себя впервые. То кулаки сожмет, то ладонями покрутит, то зажмурится. И все что-то тихонько бормочет.
«Он здесь, чтобы убедиться, что не пропустил нечто важное». Чтобы мальчишка внутри него не взялся упрекать в том, что «Эфина пришла, а ты прогнал…»
Что ж, вот она – Эфина (не прогнал, видишь?) Пыжится, кряхтит, пытается из себя что-то состроить, но не выходит. Вот и наигралась в богов.
– Хватит, надоело. Я домой.
Он идиот. И почему-то чертовски устал. Уже будто и не до пельменей – просто поспать бы…
Дар успел прошагать вниз ступеней шесть, когда услышал натужное:
– Смотри!
И повернулся, уже не ожидая увидеть ничего, кроме того, что видел до того – придурошную, упертую, как баран, девчонку. Наверное, в самом деле сумасшедшую.
Но ошибся.
Девчонка осталась собой – верно, – но пространство вокруг нее светилось. Тем светом, который не мог создать ни телефон, ни карманный фонарик. Мерцали, как раскаленные, облупленные стены этажа и старые ящики; полыхала оранжевыми бликами скомканная и лежащая в пасти мусоропровода газета. И походил на освещенный золотыми прожекторами пол.
– Эй… Что это?
Она – девушка, имени которой он не спросил, – водила руками по мерцающему полю, собирала из него разрозненные точки. Собирала их в кучу, а заодно шептала:
– У меня мало сил, понимаешь? Человеком сложно… Один раз только увидишь.
Эти точки, походящие на светлячков, заворожили Дара более всего – одну из них он попробовал сжать в кулаке, но не вышло – она вылетела из его руки, как живая. И тогда он ощутил странную слабость. Свет в подъезде, аура сияет,… ему не кажется.
– Вот.
«Эфина» собрала все точки в одном месте, придала им форму флакона, направила ему в руки.
– Держи.
И Дар, ощущая себя участником реалити-шоу иллюзионистов, в очередной раз коснулся чего-то теплого и вибрирующего.
– Это манна. Она будет твоей… Поместишь в Жертвенные Ворота, и этого хватит, чтобы продлить…
Всполохи погасли с одновременно ослабевшим голосом. Исчез флакон, блики; газета в мусоропроводе стала (сделалась) просто газетой.
Незнакомка с белым, как бумага, лицом, оседала на пол. Неуклюже рухнула бы, не достав до стены, если бы он не подбежал, не подхватил обмякшее уже тело. В полумраке подъезда увидел, как закатились глаза и сменили цвет на синеватый губы.
– Эй, эй, ты чего? – он держал ее, опустившись на корточки, слегка потряхивал, силясь пробудить. – Очнись, ты, «эфина»…
Девчонка пребывала без сознания.
Что… Куда… Звонить в скорую? В службу спасения?
С этажа выше спустились двое парней лет шестнадцати, окинули Дарина с «ношей» острыми, как бритва, цепкими взглядами. Один из них поигрывал в ладони не то брелоком, не то перочинным ножом. Дар адресовал им вслед не менее злой взгляд – валите, мол, отсюда без вопросов.
