Я думаю об Аннабель, такой милой и хрупкой. Я вижу кровавую рану на ее шее и на мгновение закрываю глаза, проглотив всхлип. Какое злодеяние она совершила? Никакое. Была моим другом. Аннабель не заслужила смерти. И никто не будет наказан за ее смерть. Герцогиня будет продолжать жить дальше, как будто этого никогда не было.
Я думаю о Хэзел — как долго моя младшая сестра сможет оставаться в школе? Как вскоре она должна будет присоединиться к Охре, работая, пытаясь сохранить семью в живых?
Сколько осталось до того момента, как ее принудят сдать кровь на суррогатство? Эта мысль заставляет мой желудок завязаться в узел. Я представляю Хэзел, оторванную от семьи, прибывающую к Южным Воротам, одинокую, испуганную. Я вижу, как у нее течет кровь из носа, когда она учит Заклинания, вижу ее, стоящей на этой платформе в форме Х на Аукционе. Хэзел не может быть суррогатом.
Но я не понимаю, как я могу им помочь. Ненавижу тот факт, что я застряла на этом чердаке, одинокая и бессильная. Кажется, Люсьен, чувствует мою нерешительность.
— Я не ожидаю, что ты все поймешь прямо сейчас. Держи аркан поблизости. Кто-то придет за тобой.
Я открываю рот, чтобы возразить, но я понимаю, что слишком устала.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
— Поспи, дорогая. У тебя был долгий день. — Еще одна пауза. — И помни. Не доверяй никому, пока они не покажут тебе ключ.
Аркан падает в мои открытые ладони, оставляя мне еще больше вопросов, чем до этого разговора. Я вздыхаю и закрепляю его обратно в волосы.
* * *
Я НАХОЖУСЬ В ТОМ САМОМ СТРАННОМ СОСТОЯНИИ МЕЖДУ СНОМ И ЯВЬЮ, когда ко мне приходит Лили.
Уже очень поздно. На чердаке почти нет света, только крохотный луч лунного света на полу у окна. Когда люк со скрипом открывается, я лежу на диване, мои мысли заняты темными туннелями и умирающими огнями, Аннабель и плакатами о розыске.
Я сажусь так быстро, что у меня голова кружится. Мерцающий свет освещает лицо Лили, когда она появляется через отверстие в полу. Она поднимается на чердак, неся поднос с двумя маленькими баночками, стаканом воды, толстой белой свечой и — мой желудок стонет — накрытой тарелкой, от которой исходит слабый запах еды.
— Привет, — шепчет она, ставя поднос на пол. Я практически падаю с дивана в сторону еды. Лили принесла мне несколько ломтиков жаркое, утопающего в густом коричневом соусе, и холодный вареный картофель. Я не хочу браться за приборы и быстро запихиваю еду в рот.
— Когда ты в последний раз ела? — спрашивает она.
— Я не знаю, — отвечаю я с набитым картошкой ртом.
Лили позволяет мне есть в тишине, пока тарелка не становится чистой. Я испускаю непроизвольный вздох и откидываюсь на диван.
— Спасибо, — бормочу я, делая гигантский глоток воды.
Лили отодвигает поднос.
— Я принесла это для твоего лица, — говорит она, откручивая крышки баночек с кремом. Одну из них она размазывает по моей щеке, создавая приятное, охлаждающее ощущение в зоне синяка. Ледяная мазь. Я помню, когда Кора, фрейлина герцогини, использовала ее, после того, как герцогиня ударила меня в первый раз. Вторая пахнет резко, антисептиком, и Лили мажет ее на порез на губе. Немного щиплет.
— Ну вот, — говорит она. — Этот синяк должен пройти завтра.
Она закручивает крышки на банках, накрывает пустую тарелку и отталкивает поднос. Затем она садится на колени и смотрит на меня широко раскрытыми голубыми глазами.
— Итак, — говорит она тоном, который я так хорошо знаю — тот, который я слышала бесчисленное количество раз, когда прибывал новый выпуск Ежедневных новостей Жемчужины, выставлялись номера лотов или какие-либо особенно примечательные сплетни достигали ее ушей. — Что случилось?
Я так наелась и устала, что больше не могу врать. Я рассказываю ей все — почти все. Я не упоминаю Люсьена по имени, только намекаю, что кто-то внутри Жемчужины помог мне сбежать, и я не говорю ей, куда я иду (я сама понятия не имею). Я рассказываю ей о Рейвен, и как я помогла ей, вместо того, чтобы самой воспользоваться сывороткой. Лили практически плачет, когда я говорю ей, что я была куплена герцогиней.
— Дом Основателей? О, Вайолет!
А потом я рассказываю ей об Эше.
— Тсс! — шиплю я, когда она поднимает визг.
— Ты суррогат? — шепчет Лили. — Но… Но они говорят, что он изнасиловал тебя, Вайолет.
— Это ложь, — категорически заявляю я.
— Но ты… Я имею в виду, у тебя не было…
Я киваю.
Лили ахает, прижимая руки к груди.
— Это как… это как… Самый запретный роман. Это лучше, чем у Курфюрста и Курфюрстины!
Я улыбаюсь тому, как просто это звучит.
— Я расскажу тебе об этом позже, — говорю я. После всей этой еды так трудно держать глаза открытыми. — Где мы?
— 34, Бейкер-стрит. Это не самая лучшая часть Банка, но здесь красивее, чем в Болоте, правда? Некоторые люди называют этот район Дешевыми улочками, — говорит Лили, возмущенно сопя. — Но я считаю, что здесь очень приятно.
— С кем ты живешь? — интересуюсь я. — Они хорошие?
— О, они милые, — говорит она с энтузиазмом. — Рид и Калипер Хейбердэш. Калипер — чудесная хозяйка, она довольно взрослая, ей почти тридцать, и они с Ридом уже давно пытались накопить на суррогата. Она не может иметь детей. — Лицо Лили мрачнеет. — Не так, как королевская семья — с ее телом что-то не так. Она очень грустит по этому поводу. — Затем она оживляется. — Я продалась за девять тысяч семьсот диамантов. Можешь себе представить? Сколько ты стоила?
Я смущаюсь.
— Я не помню. — Я не хочу говорить о цене моего тела. Неважно, продали ли меня за шесть миллионов или шестьсот диамантов. Есть кое-что более важное, что ей нужно знать.
— Лили, — говорю я, — ты не можешь забеременеть.
Она выглядит обиженной на мгновение, а потом смеется.
— Конечно могу! Какую глупость ты говоришь. Это то, ради чего мы здесь, не так ли?
— Нет, я имею в виду… — Я хватаю ее за запястье и крепко сжимаю. — Не позволяй им оплодотворить тебя.
— Вайолет, ты делаешь мне больно, — гооврит она, вырывая руку из моей хватки.
— Лили. — Я начинаю снова, встревожившись, что не подумала об этом раньше, возмутившись тем, что мой аппетит и истощение затмили все остальное. — Если ты забеременеешь, то умрешь. Вот почему суррогаты никогда не возвращаются домой — роды убивают нас.
Она смотрит на меня на минуту.
— Нет, — говорит она, покачав головой. — Это невозможно. Калипер не сделала бы этого. Она заботится обо мне. Она уже сказала мне, что хочет, чтобы я осталась с ними после рождения ребенка.
— Она лжет, — поспешно говорю я.
Лили становится очень спокойной, и я могу с уверенностью сказать, что причинила ей боль.